Конан захватил горло Вулсо одной рукой. Шемит поднимался выше его, но киммериец согнул здоровую ногу и поднял ее, отпихивая воина в сторону. Проворный шемит пнул в раненную икру Конана и атаковал снова, направляя колено в его живот. В свою очередь Вулсо сжал горло киммерийца в смертельном захвате. Ослабленный от потери крови, полузадушенный, Конан чувствовал, что его сила оставила его. Он не мог разомкнуть руки ассири. Его руки упали на траву…, и его пальцы столкнулись с чешуйчатой разъединенной головой гадюки. Удачно, что его рука была невредима! Бульканье вырвалось из его горла, поскольку он потратил последние силы, разбивая череп змеи о рану, которая зияла в теле Вулсо. Мешочек яда гадюки порвался, наполняя внутренности ассири смертельным ядом.

Покрасневший и с красными глазами, Вулсо всё еще держал большими пальцами трахею Конана, хотя он дрожал в агонии. Несколько мгновений спустя, дикие конвульсии встряхнули тело шемита, кровавая пена закипела на губах и закапала с бороды. Его глаза закрылись, и он резко безжизненный упал вперед. Но яд свёл судорогой мускулы Вулсо. Жесткие пальцы все еще сжимали шею Конана в упорной силе смерти.

Киммериец попытался переместиться, собирая каждую каплю живучести, которая все же теплилась в его теле. Он смог только выпустить из руки голову гадюки. Конан смутно почувствовал множество приближающихся лошадей. Неужели так скоро появились другие ассири? Его это его уже не заботило. Серый туман затенил взор, и нечувствительность охватила его свинцовые члены. Даже его порванная икра прекратила пульсировать.

Прежде, чем рухнуть в темноту, Конану удалось мрачно улыбнуться. Его противник прошел первым через ворота Ада.

4. Магия смерти

Странный караван спокойно продвигался через янтарный сумрак, который свидетельствовал о приближении ночи в северной Стигийской пустыне. Богатый оттенок неба был единственной красивой вещью в пустынных дюнах, которые простирались от Гор Taйан на северо-восточной границы Стигии до Харахту, проклятому древнему городу Бога ястреба. Нормальные люди избегали этой области пустыни, поскольку между Стигией и Шемом неслись самые темные потоки большой реки Стикс. В других землях реки давали жизнь, но на протяжении широкого, черного Стикса господствовала смерть. Животные, слишком омерзительные, чтобы их назвать, плавали ниже в темных потоках; безумие и смерть господствовали в ее водянистой глади. Обитающие вдоль ее отмелей мерзкие и жадные крокодилы, достаточно большие, чтобы заглотить целого человека, змеи всех размеров, чьи укусы приносили лихорадку и болезнь, и любой вид рептилий, скользящих или ползающих, шакалы и отвратительные птицы скрывались поблизости, охотясь на слабых, больных. Все они несли смерть.

Все же караван неторопливо перемещался вдоль страшной реки в южном краю по стигийской стороне, как будто безразличный к опасностям ядовитой реки.

Двенадцать высоких лошадей шествовали двумя колоннами по шесть, украшенные шафранным золотом и попонам из тяжелых, с золотым обрезом тканей. Они двигались в унисон, хотя не было ни наездников, ни поводий, ни уздечек. Их вожжи тянулись к большому экипажу: шириной размером с четвёрку лошадей и высотой, достаточной для человека стоящего вертикально. Выпирали его черные деревянные стороны, украшенные сложными символами, изогнутыми в форме, мало чем отличающейся от саркофага. Карета медленно катилась на черных деревянных колесах, которые оставляли глубокий след в песке.

Позади этой необычной повозки шли тридцать девять вооружённых мужчин, равноудалено располагаемых в трех колоннах по тринадцать. Жар заката окрашивал в красный цвет их заметные имеющиеся пластины из полированной брони. Лучи освещали сложные узоры, и гравюры на их больших шлемах, наплечниках, нагрудниках, и щитах, совпадавших с символами на черной карете.