— Куманос прикоснулся к рукояти ножа, висевшего у него на шее. — И все же, Повелитель, моя рабочая команда изрядно уменьшилась из-за тяжести пути, болезней и несчастных случаев. Почти всех охранников я превратил в тягловую силу. Думаю, такая ситуация и в других группах. Если бы вы сочли возможным отрядить нам дополнительный рабов или солдат…
— Несомненно. Моя королевская воля всячески помогает вашему делу. Можешь прямо сейчас взять себе две дюжины моих охранников, если А вернувшись в Сарк, я соберу людей — не по повинности, а добровольцев. У нас в городе сейчас такие дела, что десятки людей согласятся продаться в рабство за еду и воду для себя и за обещание вознаграждения по возвращении домой. Я отправлю их на помощь всем трем отрядам.
На безмолвный кивок Куманоса Анаксимандр заметил:
— Хорошо. А теперь поешь и выпей. Устал я от твоего каркающего, пересушенного голоса.
Король махнул рукой в сторону корзины, стоявшей у его ног и доверху заполненной фруктами, сыром, печеньем и запечатанными кувшинами с вином.
— А я пока расскажу тебе новости, которые прольют бальзам на твое иссушенное солнцем сердце и наполнит его благодарностью к твоему мудрому Повелителю. Я только что из Оджары. И знаешь, я подготовил все, что нужно для нашего дела. Священное Дерево силы Вотанты будет допущено в город, пустит свои корни и зацветет там.
Куманос, евший и пивший без видимого аппетита, ничего не сказал своему Повелителю, лишь бросил на него взгляд тревожных темных глаз.
— В общем, — продолжал Анаксимандр, — мой визит можно считать абсолютно успешным как с точки зрения дипломатии, так и миссионерской деятельности. Между прочим, я был приглашен в самое сердце вражеского города — в его дворец и храм. Меня приветствовали правители и вражеский народ. — Король рассмеялся, что было знаком неслыханного доверия и откровенности по отношению к подданному. — Знаешь, вблизи я увидел, в чем их слабость, чем они так ненавистны нашему богу Вотанте. Открытость, слабые моральные устои, непочтение к власти… а какое невежество — считать, что пороки других совпадают с их собственными. К счастью, такие недостатки не могут помешан, мудрому человеку добиться от них того, что ему нужно. Будь спокоен, я вымостил путь нашему богу и в Оджару в религиозном, политическом и в духовном отношении.
— Я так понимаю, вы, Повелитель, считаете их достойными быть принесенными в жертву Вотанте? — Куманос отставил опорожненный кувшин.
— Да, во всех смыслах! Их процветание и благосостояние, богатство их земель и красота их города, не говоря уже о полной невиновности ни в чем, делают их отличными жертвами, прямиком направляющими свои души великому Вотанте в яростном жертвенном огне. Кстати, город оказался как две капли воды похож на тот, что был послан нам миражом.
Я спрашивал их, но они и слыхом не слыхивали о столь зловещем для своего города предзнаменовании. Я намекал им и на уготованную их городу судьбу. Кто знает, быть может, мои слова будут помянуты в миг последней агонии, когда свершится акт жертвоприношения.
Я знаю, Куманос, что по ритуалу тебе будет принадлежать честь произнести последние заклинания. Но не позволишь ли ты мне удовлетворить мое личное чувство мести и самому произнести их? Полагаю, Вотанта не будет против. Ведь, в конце концов, я — главный его наместник на земле,
— Повелитель, мне негоже проявлять личные амбиции. Я лишь слуга божий и исполнитель его воли. Как будет угодно Вотанте, так я и поступлю.
Отбросив веселье, король с интересом посмотрел на Куманоса:
— А ты и вправду очень изменился. Раньше ты, бывало, казался мне размазней, годным, пожалуй, лишь для утешения селян, чьи посевы засохли, так и не взойдя. А теперь я вижу в тебе твердость и решительность, достойную служителя нашего великого бога. |