– Кто вы? – спросил Бондини.

– Ты перестанешь наконец задавать этот вопрос? – разозлился Римо. – Ну, ладно. Давайте по очереди. Сначала один, потом другой, потом третий. Ну ка, давайте: «Четырежды двадцать и сколько то тому назад наши предки породили...»

– Неправильно, – оборвал его Бондини.

– Да излагайте как хотите, – отмахнулся Римо. – Я никогда не утверждал, что хорошо знаю историю.

– «Четырежды двадцать и семь лет назад наши отцы произвели на свет...»

– Хорошо, – похвалил его Римо. – Ты это помнишь со школы?

– Да, – ответил Бондини.

– А я вот никогда не мог запомнить, – признался Римо. – Я всегда путал отцов и предков. Я должен был декламировать это в День Поминовения, но я все время спотыкался.

– Стыдно, – упрекнул его Бондини.

– Ага. Тогда вместо меня они выпустили Ромео Рокко. Вот было гнусное зрелище. Он зачитал это так, как будто читал по телевизору рекламные объявления. В середине речи он обмочился, но успел закончить раньше, чем моча дотекла до пола.

Римо обернулся к Памеле.

– Он? – спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

– Ладно, теперь ты, – сказал Римо, ткнув пальцем в бородатого мужчину на полу. – Как тебя?

– Хаббл.

– О'кей. Ну ка выдай мне обращение Линкольна к армии северян в Геттисберге.

– Я не знаю, как позвонить Линкольну в Геттисберг, – ответил Хаббл.

– Очень остроумно, – заметил Римо. – А сломанная шея тебе не поможет?

– «Четырежды двадцать и семь лет назад наши отцы кого то там произвели на свет», – протараторил Хаббл.

– Он? – спросил Римо Памелу.

– Нет, – ответила она.

– Остаешься ты, – обратился Римо к Франко. – Валяй.

– «Четырежды двадцать и семь лет назад наши отцы произвести на свет на этом континенте новую нацию, зачатую в...»

– Достаточно, – остановил его Римо.

– «...в свободе и приверженную идее, что все люди созданы равными. Сегодня мы ведем великую гражданскую войну, чтобы проверить...» – Сташ Франко выпрямился, – «может ли эта нация или любая нация, так же зачатая и тому же приверженная, выдержать испытание временем. Мы сошлись на поле величайшего сражения...»

Римо зажал Франко рот ладонью.

– Если я что то в этом мире и ненавижу так это людей, которые выпендриваются.

Он взглянул на Памелу, и она опять отрицательно покачала головой.

– Я тебя отпускаю, – сказал Римо Сташу Франко. – Если ты пообещаешь говорить только тогда, когда к тебе обращаются. Обещаешь?

Франко кивнул и Римо отпустил его.

– «...в этой войне. Мы пришли сюда, чтобы выделить часть...»

Римо распрямил ножку латунного столика, отломил ее и обернул вокруг шеи Франко – достаточно туго, чтобы испугать его, но не настолько туго, чтобы причинить ему вред.

– Я буду вести себя тихо, – смиренно сказал Франко.

– Что вам нужно? – спросил Бондини.

– Кто такой Бьюэлл? Хозяин?

– Мы видели его только один раз, – сообщил Бондини. – Абнер Бьюэлл. Похож на гомика, а волосы пластмассовые. Я его совсем не знаю.

Римо посмотрел на других двоих. Те покачали головами.

– Зачем же вы тогда собирались нас убить? – спросил Римо.

– Потому что я не хотел убивать маму палкой, – объяснил Бондини.

– А я не хотел трахаться с овцой, – сказал Хаббл.