Золото непрерывно поступало в деревню Синанджу, но к этому золоту было привязано одно дополнительное условие: Чиуну придется убить Римо, когда Смит отдаст приказ.
Но почему? Он не сделал ничего такого, что могло бы подвергнуть опасности его организацию или всю страну. Почему? Ответа у него не было, но где то в самых глубинах сознания он знал, что Смит отдал этот приказ и где то еще глубже он знал, что Чиун этому приказу повинуется.
Он чувствовал жар собственного дыхания и посмотрел на свои руки. Костяшки пальцев, вцепившихся в рулевое колесо, побелели. Ему было страшно.
Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз испытывал страх? Он не мог вспомнить. Но на сей раз это был не тот страх, что бьет под дых, и рвет горло, и увлажняет глаза. Это было чувство печали, а печаль была чиста и ужасающа.
У Римо никогда не было никого из родных. Его воспитали монахини в сиротском приюте. Ребенком он пытался думать о своих родителях, пытался представить себе их лица, но в душе своей не находил ничего. Ни воспоминаний, ни образов. Кто бы ни зачал и ни родил его, ни он, ни она не оставили ни малейшего следа в его сознании.
У него не было отца, пока он не стал совсем взрослым и пока Чиун впервые не вошел в его жизнь. Чиун научил его, как дружить, как повиноваться, как верить, как любить. И теперь Римо знал, что эта дружба и это повиновение, эта вера и эта любовь были такими же ненастоящими и быстро проходящими как мелкий дождик в летний день.
Он сильнее вцепился в руль. Ладно, сказал он себе. Пусть попытается. Он, Римо, был хорошим учеником. Он тоже Мастер Синанджу и многое из того, что умеет делать Чиун он умеет делать не хуже. Он будет драться со стариком. Чиун – великий Мастер, но более восьми десятков лет его жизни пришли и ушли. Римо может победить. Если он нападет первым, он может...
Он закрыл лицо руками. Никогда он не сможет напасть на Чиуна. Ничей приказ не заставит его сделать это. Никакая причина.
Но он может убежать. Эта мысль ракетой пронеслась у него в мозгу. Он может нажать на газ и на огромной скорости укатить прочь, добраться до атлантического побережья, пробраться на корабль и спрятаться где нибудь в горах, в какой нибудь неприметной стране. Он может бежать и прятаться, и снова бежать дальше, бежать, пока в мире не останется места, где он мог бы приткнуться.
Ракета потускнела и с легким шипением погасла. Римо не готовили к роли беглеца. Он провел десять лет рядом с Мастером Синанджу, и ему тоже предстояло стать Мастером, а Мастер не убегает.
Альтернативы нет. Чиуну придется убить Римо, ибо он обязан это сделать.
В конце концов, подумал Римо, все это не имеет никакого значения. Наиболее существенная часть его и так уже мертва.
Он снова включил мотор, выжал педаль газа до упора и направился в сторону Эрнандеса.
Глава пятнадцатая
В кромешной тьме безоблачной ночи, незадолго до того, как первые предвестники зари осветят небо, Харолд Смит поднес к глазам инфракрасный бинокль. Местность в районе Эрнандеса была равнинной и пустынной – лишь жесткая трава да редкий чахлый кустарник.
Бьюэлл будет здесь, чтобы своими глазами увидеть схватку. Смит знал это. А единственное место, откуда это можно увидеть наверняка, – вершина скалы, возвышающейся над равниной. Там, наверху, у Бьюэлла выгодная и безопасная позиция. Смит отложил прибор ночного видения и направился к скале. Его функции заключаются в том, чтобы позиция Бьюэлла перестала быть безопасной.
Он медленно обошел вокруг огромной скалы. Когда он покончил с этим, первые персты зари уже пощекотали небо. Он может влезть наверх. Если приложить максимум усилий, то он сможет вскарабкаться наверх и добраться до Бьюэлла.
Но он не сможет вскарабкаться туда достаточно быстро, чтобы спасти Римо.
Смит вернулся к себе в гостиничный номер и проверит свой «Барсгод». |