|
– Да что же случилось все-таки? Шарлотта быстро оглянулась вокруг – не слышит ли их кто. Но в зале они были одни, если не считать любимой бабушкиной кошки, мирно дремлющей в кресле. – Отряд, захвативший Линкольн-центр, уничтожен ФБР. Заряды, заложенные в музее Метрополитен, обезврежены. Взорвать ничего не удалось. – А что в России? – спросила Катарина, холодея от неприятного предчувствия. – Информация оттуда запаздывает, но, судя по всему, с Эрмитажем тоже ничего не вышло. Чеченцы в Большом театре ликвидированы какой-то непонятной спецгруппой. – Значит, – голос Катарины прервался, – значит, мы оказались беззащитны? – Ну, нет. – Шарлотта усмехнулась, вложив в эту усмешку все превосходство опытного офицера над зеленым новичком. – У нас еще остается HAARP, а с таким козырем можно разыграть любую комбинацию. И все же новости тревожные. Мне бы хотелось довести их до сведения рейхсфюрера. – Я сейчас спущусь в усыпальницу и попробую с ней поговорить. Только… – Она запнулась. – Только что? – прищурилась Фриз. – Не удивляйтесь, когда увидите рейхсфюрера. Она… стала гораздо лучше выглядеть. – Так, значит, ей все-таки удалось! – воскликнула Шарлотта. – Мы все так волновались, так хотели этого! Поспешите же к ней, Катарина! Обнаженная Мария фон Белов, не отрываясь, смотрела на свое отражение в стеклянной крышке саркофага фюрера. Она не ощущала холода, она чувствовала себя невероятно счастливой и в то же время боялась, что все, что происходит с ней, – всего лишь сон, который может прерваться в любой момент. – Молода, – шептала она своему отражению, – снова молода… И это не было преувеличением. Женщине, стоявшей над саркофагом Гитлера, никто не дал бы сорока шести лет. Может быть – тридцать. И она была вновь полна сил и энергии, дикой, бешеной энергии, которая в юности заставляла Марию пускаться в рискованные авантюры, не заботясь о последствиях. Энергии, которой ей так не хватало последние полвека. – Что ж, – сказала себе Мария фон Белов, – вот теперь действительно пора. Она подняла с пола песцовую шубу и накинула прямо на голое тело. Фюреру это понравится, мелькнула у нее озорная мысль. Фюрер любит меха, плетки и ошейники. И молодых красивых женщин он тоже любит… Орел лежал там, куда она сама положила его два года назад, – в запирающемся на кодовый замок сейфе из сверхпрочного сплава, изобретенного ее покойным мужем лет сорок тому назад. Сейф был надежно вмурован в стену, а кодом был день их свадьбы – не то чтобы Мария фон Белов стала к старости сентиментальной, просто решила, что Гансу было бы приятно. Она протянула руку (молодую, сильную руку!) к Орлу и дотронулась до него подушечками пальцев. В фигурке ощущалась какая-то внутренняя жизнь, какое-то напряжение, как в до предела заряженном конденсаторе. Мария осторожно взяла фигурку, и тут словно молния пронзила ее мозг – она вспомнила лето 1942 года, ставку «Вервольф» под Винницей, голос Гитлера, когда он позвал своего телохранителя Раттенхубера, чтобы поручить ему отправиться вместе с нею на Кавказ, на поиски Черной башни… – Пора, мой фюрер, – торжественно сказала Мария. В торце саркофага под прозрачным пластиковым колпаком находилась одна-единственная большая черная кнопка. Мария разбила колпак рукояткой «парабеллума» и решительно вдавила кнопку длинным и сильным пальцем. Зачавкала, втягиваясь в уходящие в пол трубы, смесь жидкого азота и гелия, окутывавшая тело Адольфа Гитлера. Автоматика, разработанная Гансом Каммлером, приподняла тело фюрера так, чтобы он не захлебнулся льющимся в саркофаг соляным раствором. Звякнули замки прозрачной крышки саркофага, и она медленно уползла в сторону. |
