|
Не мог. «Если бы я убил ее час назад, генерал был бы жив. – подумал он, чувствуя странную опустошенность внутри. – Я пожалел ее, потому что не захотел брать на душу еще один грех, но смерть Свиридова все равно на моей совести». – Ты, – сказал он и понял, что не может найти слов, – ты… – Ну, – презрительно усмехнулась она, – стреляй, Андрей. Что же ты не стреляешь? Не поворачивая головы, Андрей крикнул: – Иван! – Здесь я, Андрей Львович. Иванов подошел совсем неслышно – а может быть, Гумилев просто перестал слышать звуки окружающего мира. – Заставь ее показать дорогу к линзе. – Я ее грохну, Андрей Львович. За генерала… – Нет, – на лице Гумилева заиграли желваки. – Это было бы слишком просто. Ее будут судить. Как в Нюрнберге. Он резко повернулся и подошел к Свиридову, лежавшему в рыхлом, красном от крови снегу. За его спиной вскрикнула от боли Катарина. Но он не обернулся. Он стоял над телом генерала и глядел в снежную тьму, сжимая в руках автомат. Он стоял так, даже когда Иванов и Марго нашли вход в расщелину. Ход, словно прогрызенный в скалах гигантским червем, вел глубоко к самым корням горы. Здесь, к счастью, было не так холодно, как на поверхности, – из глубины поднимался воздух, нагретый сердцем древнего вулкана. Беглецы, промерзшие до костей, потихоньку согревались. Ковалев громко стучал зубами, Гордеев ожесточенно растирал окоченевшие руки. Андрей, который нес Марусю на руках, дышал ей на красные замерзшие ушки. Девочка прижалась к нему, уткнувшись лицом в меховой воротник парки. Дыхание ее было прерывистым и жарким, и Гумилев никак не мог понять, уснула она или провалилась в болезненное беспамятство. «Два года, – думал он с ненавистью, – два года они держали в этой ледяной дыре мою дочь… То, что случилось с этой проклятой базой, – ничтожная плата за то, что они сделали с Маруськой и Марго…» Иванов, шедший впереди с фонарем, вдруг остановился. – Андрей Львович, впереди завал. Удар, стерший с лица земли базу «Туле», задел и западный склон вулкана. Коридор не замуровало наглухо, но идти вперед было невозможно – груда камней и песка поднималась почти до уровня глаз. – Разбираем, – велел Гумилев. – Быстро! Марго, возьми у Ивана оружие и держи на прицеле Катарину. Боря, Арсений – помогайте! Вчетвером они принялись растаскивать завал. Степан Бунин пришел в себя после страшного удара, уничтожившего базу «Туле», и с удивлением обнаружил, что все еще жив. Стена карцера, в котором он провел два года после своей бесславной вылазки к Черной башне, была срезана словно огромной бритвой. Профессор, держась за стену, поднялся и на дрожащих ногах вышел в коридор. В конце коридора лежала одна из надзирательниц, которую он про себя называл Безобразной Эльзой. Толстые ноги Эльзы придавило упавшим сверху куском скалы, но она была еще жива. – На помощь! – хрипло взывала надзирательница. – Кто-нибудь, на помощь! Бунин присел рядом с ней на корточки. – Что, больно? – сочувственно спросил он. – Я, пожалуй, позвоню в службу спасения. Ему хотелось хохотать. Он наконец был свободен, а все его мучители были мертвы или обречены на скорую смерть. То, что он и сам может погибнуть на руинах уничтоженной базы, как-то не приходило Бунину в голову. – Нужно довести дело до конца, – сказал он сам себе. Привычку разговаривать сам с собой он приобрел за два года одиночного заключения в пропахшем рыбой карцере. – Где-то здесь хранятся предметы. Много, много предметов. И все они ждут меня. В конце концов, мне же обещали! Он побрел по разрушенному туннелю, не обращая внимания на стоны Безобразной Эльзы. |
