|
Олигарх выглядел гораздо лучше генерала; его лицо заросло жесткой черной щетиной, но осталось таким же мясистым и упитанным. Чилингаров не имел причин хорошо относиться к Беленину и все же при виде живого олигарха испытал некоторое облегчение: он отдавал себе отчет в том, сколько проблем могло бы возникнуть у организаторов экспедиции, если бы выяснилось, что человек, занимающий восьмую позицию в российском списке «Форбс», бесследно сгинул в арктических льдах. Третьей была девушка, в которой полярник не без труда узнал няню маленькой дочки Андрея Гумилева. Когда-то смуглая, а теперь просто желтая кожа туго обтягивала скулы Марго Сафиной, делая ее похожей на страшноватую мумию. Но девушка пришла в себя первой, еще до того, как врач с эмблемой МЧС на рукаве сделал ей в вену антишоковую инъекцию. – Где Андрей? – еле шевеля потрескавшимися губами, проговорила она. Чилингаров понятия не имел, где Гумилев, но успокаивающе погладил девушку по тонкой руке. – Все хорошо, милая, – сказал он. – Теперь все будет хорошо. Марго хотела что-то сказать, но силы оставили ее, и она только глубоко вздохнула, прикрыв глаза. Четвертым в вертолет подняли Кирсана Илюмжинова. Калмык выглядел так, словно только что прилег отдохнуть – на его непроницаемом восточном лице застыло выражение Будды, ушедшего в нирвану. Последним на борт «Ми-26» доставили высокого худого мужчину со светлой бородой. – Господи, – вырвалось у Чилингарова, который всю жизнь считал себя атеистом. – Андрюша… живой! Врач сделал Гумилеву укол, но, в отличие от других спасенных, Андрей так и не пришел в себя. – Срочно готовьте реанимационную установку! – распорядился врач. – Подключайте дефибриллятор! – Что с ним? – спросил Чилингаров. – Общее переохлаждение. Остановка сердца. Еще пятнадцать минут – и было бы поздно. Андрей Гумилев открыл глаза вечером следующего дня. Он находился в помещении, совсем не похожем на оборудованные по последнему слову техники каюты «Земли-2». Узкая жесткая койка, никелированная стойка капельницы унылый казенного вида шкаф с какими-то пузырьками. Через иллюминатор проникал ослепительно белый свет – значит, он уже не на дне океана, а на поверхности. Гумилеву казалось, что он вынырнул из глубин какого-то чудовищно реалистичного кошмара – и требовалось огромное усилие, чтобы разобраться в хитросплетении настоящих и пригрезившихся ему ужасов. Над ним склонилось чье-то озабоченное лицо. – Пришли в себя, Андрей Львович? Ну вот и славно! Сейчас сделаем укольчик, и вы сразу почувствуете себя бодрее… «Кто это? – подумал Гумилев. – Врач? Наш или…» Его передернуло. В кошмаре, который ему снился, тоже были врачи – во всяком случае, халаты на них были белые. Но то, что они делали, было слишком страшно, чтобы быть правдой. Это сон, сказал он себе, всего лишь сон. – Все хорошо, Андрей Львович, – успокаивающе мурлыкал между тем доктор, набирая в шприц жидкость из стеклянной ампулы. – Дайте-ка сюда вашу ручку… не бойтесь, больно не будет, я введу прямо в капельницу… Гумилев скосил глаза и увидел присосавшегося к правой руке зеленого «паука», от которого тянулся к капельнице тонкий прозрачный катетер. Человек в белом халате наклонился, в руке у него блеснула игла… …, внизу, тоже кололи его, вспомнил Андрей. В их шприцах была красная жидкость, после этих уколов ужасно болели вены и, что хуже всего, в голове словно поселялся кто-то чужой. Этот чужой нашептывал ему какие-то слова, неправильные, нехорошие, от них Андрея мутило, рвало горькой желчью, а в позвоночник словно ввинчивалось острое зазубренное сверло… – Нет!!! – крикнул Гумилев, рванувшись. |
