Розамунда Пилчер. Конец лета
Посвящается Ди и Джону
1
Лето было пасмурным. Теплое солнце окутывал туман, все время тянувшийся с Тихого океана. Но к сентябрю, что нередко случается в Калифорнии, облака отступили далеко от побережья, в океан, где и растянулись на линии горизонта как длинный, зловещий кровоподтек. На суше, за береговой линией, тлели под знойными лучами солнца фермерские угодья, изобилующие перезрелыми фруктами, кукурузой, артишоками и оранжевыми тыквами. Крошечные деревянные поселки дремали на жаре, серые и пыльные, как засушенные насекомые; плодородные равнины простирались к востоку до предгорий Сьерра-Невады, и все это подобно стреле с севера, где находился Сан-Франциско, и на юг, где был Лос-Анджелес, пронзала гигантская автомагистраль Камино-Реал, запруженная миллионами сверкающих раскаленной сталью машин. Все летние месяцы пляж пустовал, так как Риф-Пойнт расположен довольно далеко от проходящего вдоль побережья шоссе и туда редко забредают случайные путешественники. Ведущая к поселку дорога была грунтовой, небезопасной и малопривлекательной. Кроме того, чуть повыше Риф-Пойнта, на холме над берегом, расположился небольшой курортный городок под названием Ла-Кармелла, с прелестными тенистыми улочками, фешенебельным загородным клубом и чистенькими мотелями, и любой здравомыслящий человек, у которого была пара лишних купюр, предпочитал остановиться именно там. Только закоренелые авантюристы, полные банкроты или страстные поклонники серфинга шли на риск и, скользя и спотыкаясь, преодолевали еще одну оставшуюся милю по грязной дороге, которая вела к этому великолепному, безлюдному, омываемому волнами заливу. Но теперь, когда установилась жаркая сухая погода и прозрачные океанские волны лениво набегали на берег, в этом месте было полно людей. Машины всех типов и марок скатывались с холма, парковались в тени под сенью раскидистых кедров и извергали из себя любителей пикников, желающих отдохнуть на лоне природы туристов с палатками, поклонников серфинга и целые семейства хиппи, которым успел наскучить Сан-Франциско и которые теперь направлялись на юг, к Нью-Мексико и солнцу, как стаи мигрирующих птиц. А в выходные дни появлялись студенты из университета Санта-Барбары в своих стареньких кабриолетах и обклеенных цветочками «фольксвагенах», до отказа набитых девчонками и упаковками баночного пива. Они слонялись по пляжу с огромными яркими досками для серфинга «малибу» и разбивали небольшие лагеря, и кругом звучали их голоса и смех, а воздух был напоен ароматом масла для загара. Так после долгих недель и даже месяцев полнейшего одиночества мы оказались в окружении людей и в эпицентре разного рода событий. Мой отец был всецело поглощен работой — пытался написать сценарий к сроку, а потому игнорировал все происходящее вокруг. Не замеченная им, я выходила на пляж, взяв с собой провизию (гамбургеры и кока-колу), книжку, большое удобное полотенце и Расти — за компанию. Расти был собакой. Моей собакой. Коричневым мохнатым существом неопределенной породы, но недюжинного ума. Когда мы только переехали в наш маленький деревянный домик весной, у нас не было собаки, и Расти, понаблюдав за нами, видимо, решил это исправить. Соответственно, он все время ошивался поблизости от нашего дома. Я прогоняла его, отпугивала, отец кидался в него старыми сапогами, но он тем не менее возвращался, без капли раскаяния и не тая на нас злобы, и садился в ярде или двух от заднего крыльца, улыбаясь и дружелюбно стуча по земле хвостом. В одно жаркое утро, сжалившись над ним, я налила ему миску холодной воды. Он вылакал ее досуха, затем снова уселся, улыбнулся и начал бить по земле хвостом. На следующий день я дала ему старую кость с остатками окорока, которую он вежливо принял, унес подальше и закопал, а сам вернулся обратно через пять минут. Улыбаясь. И виляя хвостом. Мой отец вышел из дома и швырнул в пса сапог, но без всякого энтузиазма. |
