Позже я осторожно спросила отца:

— Как ты думаешь, чей он?

— Бог его знает.

— Мне кажется, он считает, что принадлежит нам.

— Ошибаешься, — возразил отец, — он думает, что это мы ему принадлежим.

— Он вроде не злой и совсем не воняет…

Отец оторвал глаза от журнала, который читал.

— Ты намекаешь на то, что хочешь взять к нам этого проклятого пса?

— Просто я не знаю… Не знаю, как от него отделаться.

— Я уже готов его пристрелить.

— О, не надо, пожалуйста!

— К тому же, у него наверняка блохи. Он принесет в дом блох.

— Я куплю ему противоблошиный ошейник.

Отец посмотрел на меня поверх очков. Я увидела в его глазах иронию и поняла, что он вот-вот рассмеется.

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Почему нет? С ним мне будет не так одиноко, когда ты уезжаешь.

— Ладно, — сдался отец.

Поэтому я тут же, не теряя ни секунды, надела первые попавшиеся под руку ботинки, свистнула пса и пошла с ним вверх по холму в Ла-Кармеллу, где была модная ветеринарная клиника. Там мы какое-то время дожидались своей очереди в маленькой комнатке, заполненной ухоженными пуделями и сиамскими кошками, и их разномастными владельцами, и наконец вошли в кабинет ветеринара. Он осмотрел Расти, заключил, что пес здоров, сделал ему укол и объяснил мне, где купить ошейник от блох. Итак, я заплатила за прием, вышла из клиники и купила ошейник, а затем мы направились в обратный путь. Когда мы вернулись домой, отец все еще читал журнал. Пес вежливо переступил порог и, немного постояв, словно ожидая приглашения сесть, уселся на старый ковер перед пустым камином.

— Как мы его назовем? — спросил отец.

— Расти, — ответила я без раздумий, потому что когда-то у меня была сумка для пижам в виде игрушечной собаки с молнией на животе, я окрестила ее Расти, и это было первое имя, которое теперь пришло мне на ум.

Вопроса о том, впишется ли Расти в нашу семью, не возникало — казалось, он всегда к ней принадлежал. Куда бы я ни шла, Расти сопровождал меня всюду. Он обожал пляж; вечно откапывал какие-нибудь бесценные сокровища и приносил их домой, где с гордостью демонстрировал нам. Мусор, выброшенный на берег волнами, пластиковые бутылки из-под моющих средств, длинные нитки морских водорослей. А иногда у нас в доме появлялись вещи, которые ему явно и откапывать не приходилось. Новый кроссовок, яркое пляжное полотенце, а однажды даже спущенный пляжный мяч — после того как я отыскала маленького заплаканного владельца этого мяча, отцу пришлось купить новый. Расти также любил плавать и всегда стремился составить мне компанию, хотя я плавала намного быстрее и заплывала дальше, а он все время вынужден был догонять меня. Любого другого пса это наверняка бы обескуражило, но Расти никогда не сдавался.

Мы плавали в тот день, в воскресенье. Отец успел дописать сценарий в срок и повез его в Лос-Анджелес, и мы с Расти были предоставлены самим себе. С самого утра мы загорали, купались, собирали ракушки и играли со старой палкой, которую волны прибили к берегу. Но теперь вечерело и становилось прохладнее; я оделась, и мы с Расти сидели бок о бок и смотрели на серферов, а заходящее золотистое солнце слепило нам глаза.

Эти ребята целый день упражнялись в своем искусстве, но, казалось, совсем не устали. Стоя на коленях на своих досках, они сквозь прибрежные волны гребли туда, где поблескивала ровная зеленая гладь океана. Там они терпеливо ждали — застыв на линии горизонта, как стаи бакланов, — пока придет волна, которая затем должна была сформироваться, подняться и наконец разбиться о берег.