Интересно узнать, что звезда ведет себя так же.
– Это романтика, – заметил Трузензузекс. – Так называемый крик – это результат того, что разрываемая материя высвобождает энергию, которую всасывает коллапсар.
Флинкс подумал, что хоть объяснение философа точнее, Септембер дал более выразительное описание.
Переключившись на автоматическое управление, он придвинулся к иллюминатору. RNGC 11432 – оранжевый супергигант класса К. Звезда‑спутник, вращающаяся против часовой стрелки вокруг своего гигантского брата, гораздо меньше, но зато горячей, она желто‑зеленая. От каждой звезды, в соответствии с направлением ее вращения, вытянулись длинные щупальца светящейся материи. Они свивались в спирали, с разных направлений подходили к одной точке и исчезали. Вокруг обоих щупалец располагались обширные разреженные облака энергетических частиц и газов, высосанные из звезд. В центре этих облаков находился черный кружок, как черный рисунок на флуоресцентной бумаге. А в центре этого кружка крошечная точка с массой множества солнц.
Сколько звезд сжато в коллапсаре? Десятки, сотни, может, тысячи? Какую часть вселенной бродяга уже проглотил на своем пути? Флинкс представил себе, как целые галактики уходят в эту черную точку, за которой след пустоты с исчезнувшими солнцами, планетами, их населением.
Прошла ли эта точка через Андромеду? Или через середину Магелланова Облака? И этой силе они собираются противопоставить металлически – стеклянно‑пластиковое нечто, движущееся перед «Учителем». Нечто, которое, как утверждает Септембер, может быть превращено в пыль одной ракетой SCCAM.
Философ говорит, что устройство обладает ФКИ, накопленной космической инерцией. Но она все равно кажется незначительной по сравнению с объектом, который втягивает в себя массу двух звезд, словно губка две капли воды. Жаль Кармадж и Коллангатта, молча думал Флинкс. Жаль яркой звезды, влажной Твоски Брайт. Жаль несчитанных исчезнувших планет, которые уже погибли в неизвестных галактиках за невообразимое количество веков. Они могут выпустить миллион ракет SCCAM, бросить на бродягу сотню звезд. Ничто не может уничтожить его. Миллион ракет SCCAM только ничтожно увеличит массу коллапсара. Сотня звезд добавит чуть больше. Но это сделает коллапсар еще сильнее, еще разрушительнее.
Флинкс уже готов был предложить повернуть и улететь, когда Цзе‑Мэллори посмотрел на него и будничным тоном сказал:
– Ну, что ж, я думаю, можно начинать.
Септембер, не улыбаясь, заметил:
– Увидев это, вы хотите что‑то сделать с кусочком металла или еще чего‑то?
Трузензузекс серьезно взглянул на гиганта.
– Легенда утверждает, что что‑то можно сделать. Мы здесь. И останемся здесь, пока не установим, можно что‑то сделать или нет. Терять нам нечего.
– Послушайте, – негромко возразил Септембер, – самая большая бомба, какую только можно вообразить, только увеличит массу коллапсара.
Трузензузекс и Цзе‑Мэллори не ответили.
– Я вижу, вы упрямы. Ну, что ж, причина уважительная. Интересно, какова масса чуда? – И он потащил Хасбогу к двери.
– Куда мы идем, Скуа?
– В каюту. Я не собираюсь тратить время на споры с рехнувшимися. Они могут запустить установку. Она не остановит коллапсар, но я буду удивлен, если она не уничтожит нас. И так как отговорить их я не могу, предпочитаю умереть самым удобным способом.
– Каким именно? – шаловливо спросила она. И когда они выходили, гигант наклонился и зашептал ей на ухо.
Философ смотрел им вслед.
– Фаталист. – Это прозвучало раздраженно.
Но в голосе Цзе‑Мэллори не было осуждения.
– Ты прав Тру, но он фаталист со стилем. – И добавил серьезнее: – Ты знаешь, что он прав. Мы можем ничего не добиться, кроме собственного уничтожения. |