— Даже и не собирался.

— И я подумала, что Джо специально пригласил дьявола, чтобы и меня заодно проверить, — может быть, просто потому, что ты в тот раз упомянул об адвокате дьявола. И этот дьявол меня напугал, потому что я еще не настолько сильная и что для Джо игра, для меня — смертельная схватка. — Здесь Ренни запнулась. — А потом, когда Джо увидел, как оно все получилось, он мне сказал, что дьявол не настоящий и что он создал дьявола из собственной силы, как то и должно Богу. И потом еще раз сделал мне ребенка, чтобы я поняла: единственная реальность это он — и чтобы не боялась, и чтобы…

(Сей фантастический сюжет Ренни начала очень спокойно, но с каждой фразой напряжение росло — он и построен-то был с одной-единственной, совершенно очевидной целью: хоть как-то уравновесить постоянную необходимость лгать, — покуда под конец весь ее свежеобретенный внешний самоконтроль не рухнул и она не начала захлебываться слезами.)

— …и чтобы я могла стать такой же сильной, как он, и сильнее всякого, кто на самом-то деле даже и не настоящий!

Но сильней она от этого не стала. Я погладил ее по голове. Ее била дрожь, и стучали зубы.

— О господи, вот если бы Джо был тут! — выкрикнула она.

— Я знаю, что бы он сказал, Ренни. Слезы к делу не относятся: ты просто уходишь в сторону от решения проблемы. Вся эта придумка насчет дьявола чересчур проста. И позволяет тебе от меня отделаться под абсолютно ложным предлогом.

— Ты ненастоящий, нереальный, а Джо настоящий! Он каждый день один и тот же человек, совершенно! Он правильный! Вот в чем разница.

Она сидела на земле, уронив голову на колени, и я гладил ее волосы.

— А я неправильный, — сказал я.

— Да!

— А как насчет тебя?

В ответ она быстро мотнула головой.

— Не знаю. Джо достаточно силен, чтобы заботиться и обо мне тоже. Это не мое дело.

Чушь полная, и мы оба это поняли. Я, вместо ответа, снова стал гладить ее по голове, и ее опять передернуло. Так мы и сидели минут, наверное, пять, не говоря ни слова. Потом Ренни встала.

— Я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь с нами, Джейк, — сказала она.

Я промолчал.

— Джо — он достаточно реален, чтобы справиться с тобой. Он настолько реален, что его хватит на нас обоих.

— Ничто плюс один будет один, — с готовностью согласился я.

Ренни поджала губы и нервически потерла рукой живот.

— Ты прав, — сказала она.

Но самое неожиданное случилось потом. Мы поставили лошадей в стойло и, не говоря лишних слов, поехали к дому. Было такое чувство, как будто множество самых разных предметов, идей и ощущений повисло в состоянии зыбкого равновесия — быстро сгущалась тьма на фоне пустого из конца в конец летнего неба, и в самой этой бесшумной деловитой поспешности чудился едва ли не отзвук гигантского коловращения Земли, — и хотелось быть тихим, потому что единое слово могло вдруг вышибить космос из от века заведенного порядка. Когда мы остановились у дома Морганов, было уже темно, и я отконвоировал Ренни через темную лужайку.

— Джо дома, — сказал я, заметив свет сквозь закрытые жалюзи гостиной. И, услышав, как шмыгнула в ответ Ренни, понял, что она и в машине тоже плакала.

— Тебе, наверное, лучше не входить прямо сейчас, давай подождем пару минут, а, как ты думаешь?

Она ничего не ответила, однако, дойдя до самого крыльца, остановилась, и мы постояли немного в темноте. Дотрагиваться до нее мне не хотелось. Я покачался немного на пятках, напевая про себя: Пепси-кола в точку бьет. Потом заметил, что, хотя жалюзи и были закрыты, опущены до конца они не были: свет пробивался наружу сквозь щелку в полдюйма толщиной вдоль подоконника.