Дотрагиваться до нее мне не хотелось. Я покачался немного на пятках, напевая про себя: Пепси-кола в точку бьет. Потом заметил, что, хотя жалюзи и были закрыты, опущены до конца они не были: свет пробивался наружу сквозь щелку в полдюйма толщиной вдоль подоконника.
— Хочешь, пошпионим? — шепнул я Ренни на ухо, поддавшись минутному порыву. — Давай, это же здорово! Наблюдение животных в естественных условиях обитания.
Ренни ошарашенно поглядела на меня.
— Зачем?
— Ты хочешь сказать, что никогда ни за кем не подсматривала — если человек один? Это же такой кайф! Ну, давай, пакостить так пакостить! Ничего более подлого по отношению к другому человеку и сделать нельзя!
— Джейк, ну и дрянь же ты! — прошипела Ренни. — Он просто читает! Ты что, первый день с ним знаком?
— В смысле?
— Настоящие люди, когда одни, такие же, как всегда. Никаких масок. Они аутентичны, понимаешь: что ты видишь, то и есть на самом деле.
— Чушь собачья. Аутентичных людей не бывает. Давай глянем.
— Нет.
— А я гляну. — Я подкрался к окну, нагнулся и заглянул в гостиную. И тут же обернулся к Ренни.
— Ну что там? — прошептала она.
— Сюда, быстро! — Пакостник должен пакостить: вот я и напакостил.
Она нехотя подошла к окну и пристроилась рядом.
Это и впрямь величайшая мерзость — подглядывать за человеком, который знает, что он совершенно один. Джо Морган, вернувшись со своего бойскаутского мероприятия, и в самом деле, скорее всего, собирался почитать, потому что на столе и на полу у книжного шкафа лежали раскрытые книги. Но Джо не читал. Он стоял точно в центре пустой просторной комнаты, одетый в форму, и отточенно и четко выполнял команды. Кру-гом! Нап-право ррав-няйсь! Смирно! Вольно! Он отдавал честь, резко, лицо его горело, и кончик языка был высунут наружу, а потом он принялся скакать по комнате — вертясь, делая пируэты, кланяясь, подпрыгивая, вскидывая ноги. Я смотрел как зачарованный, потому что, наверное, даже в самые мои дикие минуты (а у холостяков такие случаются) мне до него было далеко. Ренни дрожала вся, с головы до пят.
Ага! Джо поймал свой собственный взгляд в маленьком настенном зеркале. Что? Чтэ-э? Эй, ты там! Он подошел поближе, сделал реверанс, и приблизил лицо к самому стеклу. Мистер Морган, не так ли? Как она жизнь, мистер Морган? Бла блу бла. Уу-у-у бла-блу слву-арп. Он корчил самому себе рожи, оттягивая уголки глаз, разблублепливая губы в стороны, напузыривая щеки. Миффер Моргл. Ньейнг ньянг ньюмпф. Вглиббл вглоббл вглап. Вглигги блуу\ Фслаки фслаки фею.
Он подтолкнул очки по переносице вверх. Услышал что-то? Да нет. Он вернулся к письменному столу и вроде как сел за книжки, повернувшись к нам спиной. Спектакль, судя по всему, был окончен. Хотя — погодите-ка, один момент — ну, точно! Он повернулся совсем чуть-чуть, и мы увидели: заткнув старательно кончик языка в угол рта, Джо мастурбировал и ковырял при этом в носу. И напевал, должно быть, в такт задорную песню.
Ренни была уничтожена. Она закрыла глаза и прижалась лбом к подоконнику. А я стоял с ней рядом, вне пробивавшейся из ярко освещенной комнаты полоски света, и гладил, гладил ее по голове, нашептывая ей на ухо на том лишенном грамматики и слов безумном языке, которому она меня обучила, чтобы успокаивать лошадей.
Глава шестая
В сентябре настало время повидаться с Доктором
В сентябре настало время повидаться с Доктором еще раз: и как-то утром, в первую же неделю месяца, я поехал в Центр Ремобилизации. Погода была чудесная, и изрядное число других его пациентов, весьма немолодых мужчин и женщин, принимали воздушные ванны, рассевшись рядком у самого крыльца кто в креслах-каталках, кто в допотопных камышовых креслах. |