Впереди, на лугу, белая пленка окутывала складные стулья и красиво украшенную беседку.

— Мне это не нравится, — сказал я. — Слишком туманно.

Ее голос стал низким и раздраженным.

— Сейчас мы уже ничего не изменим.

В тумане за беседкой виднелись фигуры… формы… создания, которые я почти узнал, но так и не смог узнать до конца.

Мы с Джун разделились: она с отцом отошла влево, а я пошел рядом с Патриком.

Мы достигли луга, и…

Я сбежал.

Я знал, как это выглядит для Джун, моей семьи, моих друзей… но я больше ни секунды не мог там оставаться и, как ребенок, с бешено колотящимся сердцем и опасаясь за свою жизнь, я убежал по тропе обратно.

Мимо меня, в противоположном направлении, пробежали бегуны. Когда они пробегали мимо, я услышал обрывки разговоров.

«Мой отец был…»

«Я сказал маме…»

Казалось, все они говорили о семье. Когда я пробегал мимо, мужчина в бордовом спортивном костюме посмотрел на меня и кивнул. Он казался знакомым, но я никак не мог его вспомнить. Он напомнил мне о миссис Беркхолдер, соседке, которая бросила свою семью, когда я был маленьким. Ее сын Ричи учился со мной в третьем классе.

Я задыхался, но подгоняя себя, продолжал бежать. Джун, наверное, подумала, что я струсил. Я знал, что она рассердится. Будучи ответственным человеком, она, без сомнения, велела всем оставаться на своих местах, а сама поспешила найти меня и образумить.

Но я не мог остановиться. Я миновал мост и наконец позволил себе сбавить скорость, хотя прошел еще несколько ярдов, прежде чем уперевшись руками в колени, наклонился вперед, чтобы отдышаться. Несколько мгновений я смотрел на землю, на белые лепестки, разбросанные в грязи. Подняв глаза, я ожидал увидеть разъяренную Джун, несущуюся за мной. Я собирался предложить ей бросить всех, сбежать, найти мирового судью и пожениться. Это будет романтично, сказал бы я ей.

Но Джун не было, и несколько минут спустя, когда я осознал, что она не придет, у меня внутри все оборвалось.

Я знал, что случится, и эта мысль пробрала меня до костей.

Когда Джун, наконец, выйдет на тропу из-за моста, она будет умственно отсталой.

Она и все гости со свадьбы.

Только они не вышли умственно отсталыми. Они вообще не вышли, а я вернулся в родительский дом и все ждал и ждал.

Когда на следующее утро я пошел в полицию и сообщил о пропаже всей свадебной компании, мое заявление было встречено тем, что можно вежливо назвать скептицизмом, но более точно описать как враждебность. Нервничая, я провел двух полицейских за мост и вывел к беседке; боясь, что даже люди в форме, несущие все атрибуты и полномочия правоохранительных органов, будут здесь не более чем приманкой. Однако, разумеется, ничего не произошло.

Как я и ожидал, не было никаких вещественных доказательств, подтверждающих мою историю. Расставленные украшения исчезли, стулья пропали, и осталась лишь пустая беседка на пустом лугу.

Я сказал полиции, чтобы они связались с церковным священником. У него должен был быть график или какая-то запись, где указано, что он будет проводить церемонию на нашей свадьбе. Он так и сделал, но место не было помечено, и после этого действия полиции по сути прекратилось. Мне кажется, они думали, что я сошел с ума, и хотя мне дали номер дела и попросили заглянуть через несколько дней, было ясно, что никаких усилий для расследования произошедшего предпринято не будет.

Друзей Джун я не знал, но позвонил семьям своих друзей. О том, что произошло на самом деле, я рассказать им не мог — никто бы и не поверил, — но сообщил, что их близкие исчезли, и придумал историю, что они так и не появились на свадьбе. Я попросил позвонить, когда мои друзья вернутся домой, надеясь, что семьи все-таки окажут какое-нибудь давление на полицию, но, как ни странно, ни один из них так со мной и не связался.