Она поняла.

— Нет. Я одна. Мужчины… были, но… всё не то. Я ждала тебя! — вырвались у неё слова, которые, похоже, она произносить не хотела, но они возникли сами, невозможно было не произнести их, хотя ещё сегодня утром она ни сном, ни духом…

Я хотел обнять Иру, опустить голову на её плечо, как было много раз и как не было ещё никогда. Я знал, что на левом плече у неё небольшой шрам, она поранилась в детстве, когда упала с горки и напоролась на оставленный кем-то в песке детской площадки перочинный нож с раскрытым лезвием. Всё могло кончиться куда хуже, но обошлось. Мне захотелось отвернуть ворот её блузки и посмотреть… чуть-чуть отвернуть… ненамного, чтобы только… Ира перехватила мой взгляд и сказала спокойно:

— Я не падала с горки, если ты это имеешь в виду, Миша.

Похоже, наши мысли текли параллельными потоками — собственно, как иначе, если воспоминания у нас во многом общие, жизнь прожита вместе…

Трудно к этому привыкнуть. Понять, наверно, и вовсе невозможно.

— Ты не ответил, — напомнила она и демонстративно (или нет, не нарочно?) застегнула верхнюю пуговичку на блузке.

— Да, — сказал я, помедлив и поняв в ту секунду, что не могу, не должен, не имею права скрывать от Иры ни одной минуты, ни одного факта, ни одного события моей жизни. И она ничего от меня не скроет, но я должен начать первый.

Как в холодную воду бросился.

Конечно, я опоздал с обеденного перерыва. Дважды звонила Лиля, как мне сообщил Яшар, делая вид, что не интересуется, где почти два часа пропадал его сотрудник в середине рабочего дня. Что передала?

— Ничего, — пожал плечами шеф и, помолчав, добавил: — Но мне показалось, она чем-то беспокоится.

Яшар прекрасно говорил по-русски, но время от времени, особенно, когда он не задумывался над произносимой фразой, в его речи проскальзывали странные на слух обороты.

Я позвонил домой: Лиля уже должна была прийти с работы.

— С тобой всё в порядке? — сухо осведомилась она.

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю… Показалось, наверно.

— А Вова? — спросил я. — Я думал, ты звонила, потому что…

— Вова пошёл на плавание, — сообщила Лиля, и я вспомнил: по вторникам с трёх до пяти сын ездил в бассейн.

Поговорив ещё о чём-то незначительном, мы одновременно положили трубки.

С Ирой мы договорились встретиться завтра после работы — сегодня не получалось, она должна была ехать с матерью и младшей сестрой на день рождения к родственнику. Его звали Октаем, и я не помнил этого человека. У Иры не было родственника с таким именем.

Где не было? В реальности он был, в моей памяти — нет.

Рехнуться можно.

Лёва приехал к нам после лекции на вечернем отделении. Лиля хотела, как обычно, поставить чайник, выставить на стол «что бог послал», но мы, сославшись на подготовку к семинару по философским основам теории относительности, закрылись в моём кабинете — точнее, в комнате, которая была одновременно кабинетом, нашей с Лилей спальней, а ещё гардеробной, где в двух шкафах хранилось всё, что, по идее, можно было давно выбросить. Я никак не мог преодолеть нежелание жены избавиться хоть от одной старой, давно не налезавшей на неё юбки или от моих джинсов, которые я не надевал лет десять, а то и больше.

— Рассказывай, — Лёва удобно устроился на моём стуле за моим столом, так что мне пришлось сесть на тахту.

Я не знал, что можно рассказать Лёве, а что следует опустить. Мне не хотелось говорить о нашей с Ирой жизни и вообще о том, чего ещё не было и, возможно, не будет. Не может быть наведённая каким-то образом память предсказанием реальных событий.