— Собрались наши знакомые… это не поминки были… просто… Язевы пришли, Марина с дочерью, Климович… ему было трудно с олехоном, но он пришёл. У меня не хватило чашек, и Шели принесла такие, с зелёным ободком. Когда я увидела сервиз в приёмной академика… Я не могла помнить… Это было дежа вю, да.

— И сразу после этого…

— Почти. Очень скоро. Может, через минуту или две.

— А когда мы были ночью у Лёвы… вспомни.

— Да, — подумав, сказала Ира. — Вспомнила. А ты?

— Мы раньше не задерживались у него так поздно.

— Никогда.

— Когда мы спускались по лестнице, лампочка внизу не горела, а на площадке второго этажа спал рыжий кот, и мне показалось, что я это уже видел: тёмный подъезд, спавшего кота, погасшую лампочку. Дежа вю, очень сильное. А потом мы вышли на улицу, я посмотрел в небо, а там вместо полной луны висел серп буквой «С», будто прошла неделя.

Пальцы Иры перестали перебирать мои волосы. Я поднялся на ноги, придвинул табурет и сел рядом с женой… повторил мысленно слово «жена», было необыкновенно приятно думать так об Ире… сел рядом и обнял жену за плечи.

— Я тоже, — сказала она, вспоминая. — Только не лестница. Мы вышли на улицу, и мне показалось, что я уже была здесь в такой поздний час. Помнила, что это не так, но ощущение очень сильное… я это уже видела где-то когда-то… А потом ты показал на луну.

— Дежа вю, — сказал я. — Перед моментом перехода из одной эмуляции в другую с нами обоими случается дежа вю. У каждого своё. Как включение…

— Миша… Ты говоришь, будто точно знаешь, что мы с тобой всего лишь игра ума вселенского компьютера в какой-то точке, которой закончилась жизнь Вселенной.

— Да, — сказал я. — Это так. В эмуляции не должно быть тёмного вещества. Его и нет. А в нашей первой жизни я это тёмное вещество изучал несколько лет, пока не ушёл из науки. Почти вся масса Вселенной состояла из невидимого вещества и нерегистрируемой энергии. Когда всё закончилось, в Точке Омега, это вещество и энергия пошли в дело, в создание эмуляций.

— Ты так уверенно об этом говоришь…

— Я знаю, — упрямо сказал я.

Я действительно знал это. Это не было верой в Истину (с большой буквы), которую познают даосы и никому не могут объяснить, в чём их Истина состоит. Это не была и вера в высшие силы, я никогда в них не верил, теперь — подавно. Я знал, у меня были факты, я сцепил их вместе, не нашёл другого объяснения, и то, что каждому переходу предшествовало дежа вю, тоже нашло своё место. Эмуляции должны были сцепляться, иначе переход был бы невозможен.

— Хорошо, если знаешь, — вздохнула Ира. — Я всегда была с тобой.

Она запнулась.

Не всегда. Во множестве эмуляций мы не вместе. В огромном множестве эмуляций я возродился к жизни, не зная об Ире. Во множестве миров, созданных переживающим последние мгновения вселенским компьютером, я сейчас живу без неё, а она без меня. Если сейчас — с обоими или с кем-то одним — случится дежа вю и произойдёт переход, мы можем оказаться разделены навсегда.

— Ира, — сказал я, — почему это происходит именно с нами? Именно мы вспомнили первую жизнь, именно мы переходим из одной эмуляции в другую…

— Предназначение, — сказала она. — Вселенский компьютер… в его программах наши судьбы сплетены. И не может быть иначе, — заключила она твёрдым голосом и тоном, не допускавшим возражений.

— Почему я не могу вспомнить? — пробормотал я. — Чем этот мир отличается от других? Предназначение, говоришь ты.