Автоматическое письмо? Никогда не страдал подобным синдромом, никогда прежде у меня не возникало ощущения, будто пишу под чью-то диктовку.

Продолжая писать, я поднял взгляд на Иру. Она, не отрываясь, следила за движениями моей руки, я видел: ей и в голову не приходило, что я пишу не сам.

Карандаш процарапал угол салфетки, выпал из пальцев, Ира подхватила его, когда он катился по простыне.

Я поднёс салфетку к глазам. Понять написанное можно было с трудом, и вряд ли ещё кто-нибудь, кроме меня, сумел бы разобрать каракули. Я и сам понимал скорее интуитивно:

«Дежа вю. Склейки эмуляций. Перепутанные квантовые состояния. Закон сохранения. Тёмное вещество — общее для всех эмуляций, поэтому в каждой эмуляции концентрация низка. Оценка — 10⁹⁵ эмуляций. Конечная остановка перед антиинфляцией и коллапсом».

Каждое слово было понятно. Вместе — нет. То, что ощущение дежа вю становится катализатором перехода от одной эмуляции к другой, я и так понял. То, что тёмное вещество в эмуляциях отсутствовало — в двух точно, и, видимо, в этой тоже, — было, скорее всего, свойством компьютерного воссоздания реальностей.

Стоп. Всё-таки я плохо соображал после приступа. Тёмное вещество не отсутствовало напрочь. В каждой эмуляции его было так мало, что ни Цвикки, ни те астрофизики, кто после него исследовал скопления галактик, не обнаружили «лишних» масс, невидимых в телескопы.

Десять в девяносто пятой степени. Число реально существующих эмуляций. Девяносто пять нулей после единицы. Невероятно огромное число. Непредставимо огромное. Но было в нём что-то знакомое…

Да! Число частиц в каждой из вселенных, возникших в грозди миров после Большого взрыва. В «Многоликом мироздании» Андрея Линде, книге, которую я читал, когда уже не работал в университете и потому был не очень внимателен… Там это число было. Число частиц в каждой вселенной. Число эмуляций после окончания эволюции мироздания. Совпадение огромных чисел не могло быть случайным. Следовательно…

Ответ от меня ускользал. Я знал его. Знал, что знаю. Знал, что вспомню, пойму, и тогда…

Сделаю то, что является моим предназначением в этой и других эмуляциях.

Моё предназначение, подумал я, быть с Ирой. Прожить с ней жизнь. Да, подумал я, только это не предназначение. Не цель, а средство.

Я протянул Ире салфетку, и она аккуратно, не складывая, положила бумагу в сумочку. Я ещё раз поразился удивительному её умению понимать меня без слов — я ведь не сказал, что салфетку лучше не складывать, иначе сотрётся часть записи.

Раскрылась дверь, и в палату ворвался — иного слова не подберу — мужчина в белом халате, высокий, с белозубой улыбкой. Быстрым взглядом он оглядел больных, лежавших и сидевших на своих кроватях. Ира поднялась и уступила стул. Врач сел и спросил у Иры, будто она лучше меня знала, как я себя чувствую:

— Нормально?

— Да, — помедлив, ответила Ира, а я спросил:

— Что со мной было, доктор?

— Асаф Исмаилович моё имя, — представился он. — Переутомление. У вас бывали подобные срывы?

— Я прекрасно себя чувствую, — сказал я, — Хочу домой.

— Ещё не готовы кое-какие анализы. Мы вас продержим до понедельника. Всё равно сегодня суббота, в выходные не выписывают.

Мне нужны были мои книги, записи, я должен был поговорить с Яшаром хотя бы по телефону.

— Может, я могу поехать домой, а в понедельник утром приехать и всё оформить?

— Нет, — тон врача показался мне излишне жёстким. — Не нужно. Вам прописали лекарства, успокоительные…

Он поднялся и сказал, глядя не на меня, а на Иру:

— Отдыхайте. Здесь не санаторий, конечно…

Не договорив фразу, Асаф Исмаилович покинул палату так же быстро, как возник.