Изменить размер шрифта - +
Судя по изображениям, жители потерянного города были подвижными, энергичными людьми. Несмотря на жаркий климат, они предпочитали богато украшенные, пестрые и длинные одежды. Их позы и жесты были очень выразительны. Сцены, изображенные на барельефах, резко контрастировали с немыми, безликими развалинами – всем, что осталось от великой древней цивилизации.

На первых же восстановленных барельефах оказались сцены на базаре: продавцы сидели на корточках возле красивых плетеных корзин, доверху наполненных какими‑то круглыми предметами, а рядом стояли и торговались покупатели. Сначала исследователи подумали, что круглые предметы – это плоды, но потом Росс решила, что корзины наполнены не плодами, а камнями.

– Это необработанные алмазы в окружающей кристаллы породе, всматриваясь в экран, сказала она. – Они продают алмазы.

 

* * *

 

Расшифровка изображений на барельефах породила другой вопрос: что же на самом деле случилось с жителями Зинджа? Определенно город был просто оставлен его обитателями; здесь не было ни признаков войны, вторжения враждебных племен, ни следов стихийного бедствия, вообще никаких признаков насильственного разрушения.

Росс, выражая свои самые ужасные опасения, сказала, что, по ее мнению, несколько столетий назад алмазные копи истощились, после чего Зиндж, как и многие другие поселения рудокопов, превратился в город‑призрак. Эллиот полагал, что жители Зинджа пали жертвой эпидемии чумы или другой болезни, а Мунро заявил, что считает во всем виновными горилл.

– Не смейтесь, – сказал он. – Здесь зона повышенной вулканической активности, а в таких зонах бывает все: извержения, землетрясения, засухи, лесные пожары. Во время стихийных бедствий животные могут взбеситься и вообще вести себя совсем не так, как в спокойной обстановке.

– Бунт природы? – недоверчиво покачал головой Эллиот. – Здесь извержения вулканов происходят каждые несколько лет, а Зиндж, насколько нам известно, существовал столетия. Того, о чем вы говорите, просто не могло быть.

– Может, в городе был дворцовый переворот, революция.

– Тогда какое отношение это имеет к гориллам? – засмеялся Эллиот.

– Может иметь, – ответил Мунро. – Знаете, в Африке, там, где идет война, животные всегда ведут себя необычно.

И Мунро рассказал несколько историй о том, как бабуины нападали на поселения фермеров в Южной Африке или на автобусы в Эфиопии. На Эллиота эти рассказы не произвели никакого впечатления. Мысль о том, что поступки человека находят свое отражение в природе, не нова, во всяком случае, не новее басен Эзопа – и не намного обоснованнее их.

– Природа безразлична к человеку, – заявил Эллиот.

– О, конечно, – охотно согласился Мунро, – но беда в том, что на земле ее осталось не так уж много.

Эллиоту очень хотелось возразить, но в сущности Мунро лишь повторил то, что говорилось в одной научной работе, получившей широкую известность. Еще в 1955 году французский антрополог Морис Каваль опубликовал очень противоречивую статью, озаглавленную «Смерть природы». В этой статье он, в частности, писал:

"Миллион лет назад на нашей планете господствовала дикая природа, которую правильнее называть просто природой. В царстве дикой природы располагались крохотные анклавы наших далеких предков. Сначала это были пещеры, в которых человек разводил костер, чтобы согреться и приготовить пищу, потом поселения и города с возведенными человеком жилищами и полями насильно культивируемых растений. Как бы то ни было, эти анклавы всегда представляли собой искусственное, даже противоестественное явление. В последующие тысячелетия площадь, занимаемая девственной природой, которая окружала искусственные человеческие поселения, постоянно сокращалась, хотя на протяжении многих столетий эта тенденция оставалась незаметной.

Быстрый переход