С годами ученые выработали более или менее стандартную тактику защиты в судах. Они заявляли, что целью их исследований является улучшение благосостояния и здоровья человечества, а это важнее благосостояния животных. Они подчеркивали, что никто не возражает против использования животных для перевозки грузов или выполнения сельскохозяйственных работ; в сущности домашний скот был рабом человека на протяжении тысячелетий.

Использование животных в научных экспериментах лишь расширяет сферу их служения человеку.

Кроме того, животное есть животное. Оно не обладает самосознанием, не способно понять, какое место в природе занимает. По словам философа Джорджа Г.Мида, «…животные не имеют прав. Мы можем по своему усмотрению сокращать им жизнь. Если человек убивает животное, он не совершает преступления, потому что при этом животное ничего не теряет…».

Подобные умонастроения беспокоили многих, но все попытки выработать какие‑либо правила неизменно натыкались на непреодолимые препятствия.

Наиболее очевидным из таких препятствий было отношение к животным в зависимости от их филогенетики. Почти никто из ученых не производил операции без анестезии на собаках, кошках и других млекопитающих, но как в этом смысле относиться к кольчатым червям, ракам, пиявкам и кальмарам?

Если игнорировать болевые ощущения у таких простых созданий, то это выглядело бы как некая «таксономическая дискриминация». А если простые животные заслуживали такого же отношения, как и более сложные, то не противозаконно ли бросать живого рака в кипящую воду?

Вопрос о том, что такое жестокость в обращении с животными, понимался далеко не однозначно и самими защитниками животных. В некоторых странах они пытались противодействовать истреблению крыс, а в 1968 году широкую огласку получил странный исход дела об одном австралийском фармацевтическом предприятии. <В Западной Австралии было построено новое фармацевтическое предприятие. На нем все таблетки поступали на ленту конвейера. Работой конвейера управлял оператор, который, нажимая кнопки, сортировал таблетки по размерам и цвету так, что разные таблетки собирались в разных контейнерах. Один дотошный специалист по поведению животных, последователь Скиннера, заметил, что процессу сортировки было бы нетрудно обучить голубей. Птицы могли бы следить за поступающими на ленту таблетками и клевать разноцветные кнопки. Дирекция предприятия не поверила ученому, но согласилась провести испытания. Вопреки всем опасениям, оказалось, что голуби отлично справляются с работой, и их посадили к конвейеру. Однако тут вмешались антививисекционисты и через суд заставили прекратить использование голубей на том основании, что это якобы жестоко по отношению к птицам. Работу на конвейере снова поручили человеку.

Очевидно, суд решил, что голуби заслуживают куда более внимательного отношения, чем человек.> Позднее, боясь показаться смешными, суды не торопились вмешиваться в эксперименты с животными. В результате у ученых оказались развязанными руки, и объем исследований с использованием животных достиг небывалого уровня: в семидесятые годы только в США в лабораториях ежегодно убивали около 64 миллионов животных.

Но постепенно общественное мнение менялось. Работы по обучению языку дельфинов и человекообразных обезьян показали, что эти животные не только умны, но и обладают самосознанием; действительно, они узнавали себя в зеркалах и на фотографиях. В 1974 году для контроля исследований с использованием обезьян уже сами ученые создали Международную лигу защиты приматов. В марте 1978 года индийское правительство запретило вывоз из страны обезьян резусов в любые лаборатории. Судебное рассмотрение нескольких дел закончилось так, что, казалось, и животные иногда могут иметь свои права.

Ранее отношения между животным и его хозяином‑человеком обычно рассматривались как отношения раба и рабовладельца, который может делать со своим рабом все, что пожелает.