Изменить размер шрифта - +
Сварить такого петуха — дело не одного часа, да ведь и не в один же день достиг он таких размеров и столь мощной мускулатуры. Вода наконец закипела, и от петуха сразу пошел такой аппетитный дух, что у всех потекли слюнки.

— Самое лучшее время для ловли лягушек — ночь, — порадовал ребят Мак и добавил: — Так что пока можно и соснуть.

Скала давала уютную тень; ребята один за другим повалились на песок и незаметно для себя заснули.

Мак был прав. Днем лягушки не очень выдавали себя; прятались в чаще папоротников, лишь изредка выглядывая из расщелин. Ловят лягушек ночью, при свете электрических фонариков, и ребята сладко спали в предчувствии бурных событий. Бодрствовал только Элен — поддерживал огонь под банкой с петухом.

Солнечному полдню места под скалой не было. В два часа солнце совсем зашло за скалу и кругом воцарились шелестящие тени. Полуденный ветер играл с листьями платанов. Маленькие водяные змейки заползали на камни, мягко скользили в воду и плавали в заводи, выставив головки как крошечные перископы и разводя мелкую волну. Выпрыгнула из воды большая форель. Боящиеся солнца комары и москиты слетелись в тень и громко звенели над водой. А светолюбивые жуки, мухи, стрекозы, осы, шершни — все попрятались по своим домикам. Только что тень коснулась берега, закричали первые перепела, Мак с ребятами проснулись. Запах от куриного рагу шел умопомрачительный. Элен сорвал с куста свежий лавровый листок и бросил в банку. Морковь уже была там. В другой банке кипел кофе. Мак открыл глаза, встряхнулся, потянулся, проковылял к воде, вымыл лицо, сложив ладони ковшиком, хакнул, сплюнул, прополоскал рот, пустил ветры, затянул пояс, почесал ноги, разгладил пальцами мокрые волосы, отпил из кувшина, икнул и сел у огня.

— Клянусь небом, пахнет недурно, — сказал он.

Все мужчины в мире проснувшись ведут себя одинаково. И дружки Мака, продрав глаза, почти точно повторили описанный выше порядок действий. Скоро все расселись у костра и каждый произнес в адрес Элена похвальное слово. Элен попробовал петуха перочинным ножом.

— Эту курятину нежной не назовешь, — сказал он. — Две недели надо варить, тогда она будет таять во рту. Как по-твоему. Мак, сколько было лет этому петуху?

— Петуху? Мне сейчас сорок восемь. Но, надеюсь, я еще не такой жесткий.

— Интересно, до скольких лет живут петухи? — сказал Эдди, — если умирают своей смертью?

— Этого, я думаю, никто не знает, — ответил Джонс.

Лучшего времяпрепровождения не придумать. Кувшин ходил по кругу, и в теле разливалось приятное тепло.

— Ты, Эдди, только не обижайся, — вдруг сказал Джонс. — А что если тебе под стойку поставить три кувшина и сливать в один виски, в другой вино, а в третий пиво…

Потрясенные приятели потеряли дар речи.

— Я не хотел сказать ничего плохого, — поспешил поправиться Джонс, — вообще-то мне и так очень нравится…

Он почувствовал, что ляпнул глупость, и смешавшись сыпал словами без остановки.

— Мне почему нравится? Пьешь и понятия не имеешь, это такое выкинешь. Вот, например, виски, — частил он, — выпьешь и более-менее знаешь, что произойдет. У кого кулаки чешутся — подерется. У кого глаза на мокром месте — заплачет. А тут… — сказал он, и в голосе у него зазвучали похвальные нотки, — неизвестно: то ли на сосну полезешь, то ли захочется плыть в Санта-Крус. Так оно гораздо интереснее получается…

— Кстати о плавании, — прервал его Мак, стараясь замять неловкость. — Интересно, что стало с Мак-Кинли Мораном, ныряльщиком. Помните такого парня?

— Как же, помню, — отозвался Хьюги, — мы с ним одно время вместе болтались.

Быстрый переход