— Подбрось еще хворосту в огонь, — велел он Элену, — мне плохо видно.

— Вот здесь, где невозможно зализать.

Мак выдавил немного гноя из зловещего вида вздутия под лопаткой.

— У одной из моих собак тоже была такая штука, прорвалась внутрь и собака погибла. У вашей, кажется, есть щенки?

— Да, — ответил капитан. — Целых шесть. Я помазал клеща йодом.

— Нет, йодом его не возьмешь, — сказал Мак. — У вас есть дома горькая соль?

— Целая бутылка.

— Сделайте горячую припарку из этой соли на больное место. Ее тянут щенки, вот она и ослабла. Ей сейчас болеть нельзя, боже упаси. Так вы и щенков потеряете.

Собака заглянула в глаза Мака и лизнула ему руку.

— Знаете что, капитан. Я сам ее полечу. Горькая соль творит чудеса. Это самое лучшее средство.

Капитан погладил собаку по голове.

— У меня возле дома пруд, — сказал он. — В нем полно лягушек. Они по ночам не дают спать. Почему бы вам не поохотиться у меня? Они квакают ночи напролет. Я все думал, как от них избавиться.

— Прекрасно придумано, сэр, — сказал Мак. — Держу пари, ученые будут вам благодарны. Но мне бы хотелось поскорее начать лечение. Дело не терпит.

Мак повернулся к друзьям.

— Потушите костер, — сказал он. — Смотрите, не оставьте ни одной искры. И уберите весь мусор, чтобы не было ни соринки. Мы с капитаном пойдем к нему домой, займемся Нолой. Когда все уберете, тоже приходите туда.

И Мак с капитаном ушли.

Таким утром, полным жемчужного света, весело шля по улице два солдата и две девушки. Шли они из «Ла Иды» очень счастливые и усталые. Девушки, здоровые, сильные, грудастые, одеты в вискозные розовые платья, сейчас помятые и облегающие все надлежащие округлости; светлые волосы у обеих слегка растрепались. На головах у девушек — солдатские фуражки, одна сдвинула ее почти на затылок, у другой она чуть не на носу. Это были толстогубые, широконосые, задастые девки, очень усталые.

Мундиры у солдат были расстегнуты, ремни сняты и брошены через плечо. Воротнички рубашек нараспашку и узлы галстуков сдвинуты вниз. На головы нацеплены шляпки подруг, одна маленькая, соломенная с букетиком маргариток на маковке; другая белая, вязаная, прикрывающая полголовы, с медальонами из синего целлофана. Четверка шла, держась за руки и ритмично ими размахивая. У солдата, шедшего с краю, в руке была большая бумажная сумка с банками холодного пива. Четверка шла, мягко ступая сквозь жемчужный свет. Они чертовски повеселились и были счастливы. Они улыбались застенчиво, как улыбаются дети, вспоминая веселый праздник. Они поглядывали друг на друга, улыбались и размахивали руками. Проходя мимо «Медвежьего стяга», крикнули привет привратнику, чесавшему живот. Послушали трубный храп и немного посмеялись. У лавки Ли Чонга остановились и долго разглядывали витрину со всякой всячиной, платьями, инструментом, едой. Качая сцепленными руками, чуть не спотыкаясь, они дошли до конца Консервного Ряда и повернули к железной дороге. Девушки встали на рельсы и дальше пошли по ним, а солдаты поддерживали их за пухлые талии. Миновали верфи и вошли в парк, который был, собственно, частным владением — «Морская станция Хопкинса». Станция находилась на берегу крошечной бухточки, образованной двумя скалами. Ласковые утренние волны лизали берег и тихо шептались. От выступавших из воды камней шел тонкий запах водорослей. Четверка подошла к берегу, и тотчас над землей Тома Уорка, лежавшей прямо за бухтой, появился краешек солнца, позолотив воду и мазнув желтым прибрежные камни. Девушки чинно опустились на песок, натянув платья на колени. Один солдат проткнул банки с пивом и дал каждому по банке.