— И то верно, мистер Вильк, — посмеялся сержант вместе со мной. — Вы умеете подмечать мелочи, это хорошая черта, полезная. Ну что же, я вам сейчас вслух зачитаю, что написал в протоколе, и, коли все верно, попрошу вас на нем расписаться. Сможете?

— И отчего же не смогу, — даже досадно мне на него стало. Что же это, если я такой крупный и сильный, то обязательно глупый и необразованный? — Очень даже смогу, да и утруждаться вам, читая мне вслух, смысла никакого нет. Грамоте обучен.

— Ну-ка, ну-ка, — сержант аж подобрался, словно кот, перед прыжком на воробья. — А продемонстрируйте умение, мистер Вильк. Я, знаете ли, не всегда неточности на написанном вижу, на слух, оно лучше у меня выходит. Не изволите ли?

Я принял от него лист с протоколом, да и прочел написанное вслух – трудно мне что ли?

— Да вы, мистер Вильк, не иначе и писать можете?

— Не очень быстро, — вынужден был признать я. — Практики с пером мало. Вот с молотом, этого куда как более. Но когда кому из соседей надо письмо накарябать родне, так ко мне всегда приходят.

— Слушайте, да вы же настоящий клад, — воскликнул сержант. — Отчего же вы мне ранее-то не встречались? Ведь, поди, и не пьёте вовсе?

— Ну, кружечку или две на праздники можно, — не согласился я. — Или под выходной пинту. Одну. Затратно это, пьянствовать, а пользы никакой.

— Воистину клад! Послушайте, мистер Вильк, а не хотелось бы вам служить в полиции? Вы нам как нельзя лучше подходите, и вакансия у меня сейчас есть.

Так вот я в констебли и попал. Случайно, что уж тут скажешь. Не такое уж и великое у констебля жалование, чтобы так вот на него и позариться, — три шиллинга в день, — да и из молотобойцев меня обещали в мастера перевести. Год уже обещали, но что-то никак все.

Так что даже пришлось сержанту меня с пару минут поуговаривать, в сомнениях я был все же. Но – согласился.

Напоследок судьбой "приголубленного" мною воришки поинтересовался.

— Что ж с ним будет-то дальше, сержант, — спросил я. — За мелкую кражу три года тюрьмы дают, я слыхал.

— Три, да не три, — ответил мне мистер Сёкли. — Это уж от обстоятельств зависит. А они таковы, что он покусился на имущество полисмена, притом открыто, посередь бела дня и при скоплении народа, что квалифицируется как грабеж, сиречь открытое хищение чужого имущества, так что светит ему аж семь лет каторги. Ну, это если судья сильно не в духе будет, конечно.

— Семь лет каторги?! — изумился я. — За кусок ткани, шаль и кошелек?!!

— Ну-ну, не зверь же я, в самом деле, — поморщился сержант. — На такие случаи уже столетие как есть указ Его Величества Императора и Короля, Бриана Седьмого. Подпишет десятилетний контракт на службу во флоте, и отправится бороздить моря. На кораблях, служба, конечно же совсем не сахар, но и не каторга беспросветная. Сыт будет опять же… если попадет на корабль с нормальным старшим офицером.

И монетка малая сержанту за завербованного на флот матроса перепадет – это известное дело. Ну да не мне его за то осуждать, наверное.

— А-а-апчхи!

— Будьте здоровы, сестра Епифания.

— Благослови вас Господь, констебль, — монахиня из расположенной близ порта обители Святой Урсулы, гренадерских пропорций женщина, перехватила немаленький мешок левой рукой, правой сотворив в моем направлении крестное знамение.

— Вы позволите вам помочь, — поинтересовался я.