Лайнер захватывают террористы. Сумитские, естественно. "Вешай на сумитов всех собак, их все ненавидят, рынок все схавает", — заявил Веничка, мудрый старик.

Бандиты угрожают заложникам биологическим оружием, требуют денег. Но что-то там не рассчитывают до конца и допускают утечку ОВ.

Обезумевшие пассажиры начинают рвать всех на куски. Леденящие крики из погруженных во мрак трюмов, люди, бесследно исчезающие в лабиринте коридоров — мрачной фантазии было, где развернуться. На теплоходе оказывается Быстрец. Он подвизался охранять старика — миллионера, но стоило запахнуть большими деньгами, теплоход везет почтовый контейнер с золотыми слитками, полковник по — быстрому отваливает. В своем неизменном бронежилете под пиджаком, он достает "Ятаган" — пистолет, снаряженный кумулятивными пулями сорок пятого калибра, способными пробить навылет стальной лист в два пальца толщиной и…

В это время зазвонил дверной звонок. Султанов чертыхнулся, выругался, потом у него некоторое время ушло на то, чтобы отправить написанный текст в память. Причем, он был совершенно не уверен, что это ему поможет. Часто бывало так, что, вернувшись после буквально секундной отлучки, он уже не знал, как закончить начатую фразу. Не говоря уже о том, что и события после паузы имели привычку развиваться совершенно в другом направлении. В такие минуты Султанов думал о том, какой могли быть "Война и мир", если б Толстой не частил по нужде.

Звонили явно не домашние. Зинка давно бы звонок обломала, терпеть не могла ждать. Пришедший же позвонил только раз, и все это время ждал молча. У Султанова возникла слабая надежда, что кто бы это ни был, он уйдет, не станет дожидаться окончания всех его дел, которые он проделал с излишней неспешностью. Но его ожиданиям не суждено было сбыться. Когда он открыл дверь, за порогом стоял мужчина в аккуратном даже щегольском костюме. У него были изящные очки в золотой оправе. И пахло от него дорогим парфюмом.

— Меня зовут Валерий Иванович Латыш. Хотел бы поговорить с вами по коммерческим делам.

Почему — то Султанов сразу понял, что такой человек может явиться только по коммерческим делам. От него за километр пахло хорошими деньгами. Он предложил Латышу войти. Так как выбор, где расположиться, был невелик, то они расположились на кухне. От кофе гость отказался, при этом покосившись на банку. Султанов недоумевал, почему тот привередничает. Банка была шикарная. И кофе неплохой. Польского производства.

— Я вот по какому вопросу, — Латыш достал нечто из объемистой папки.

Книгу. В яркой цветастой обложке. На лаковой картинке был изображен стремительно ввинчивающийся навстречу земле пассажирский самолет, красотка с выпирающими из нескромного разреза грудями и крутой тип, выхватывающий из — под полы пиджака чрезвычайно реалистично выписанный пистолет. Именно по этому характерному жесту Султанов, еще не видя своей фамилии на обложке, и признал Быстреца. Дело в том, что Лазарь еще не передавал авторские экземпляры, но своего "героя" Султанов узнал сразу. Так, наверное, мать узнает по крику свое дитя среди хора других новорожденных. Во рту от волнения сразу возникла сухота. Ноги сделались ватными, стало трудно дышать. Султанов протянул негнущуюся руку, попросил:

— Можно посмотреть?

— А вы разве ее еще не видели? Странно? — удивился Латыш. — Книга уже не первый день на рынке.

Султанов держал книгу как ребенка. Она пахла свежей типографской краской. Некоторые страницы еще склеены между собой. Было видно, что эту книгу еще никто толком не открывал. Султанов с хода вчитался куда-то в середину. После Веничкиной чистки текст был гладкий. Слова текли ровно как степная река. Султанов даже заподозрил, что текст подменили, но нет. Это была его книга.