— Я принял это решение после случая, который произошёл с моим товарищем Шадеевым Николаем в 1940-м году, на полигоне. Тогда мы испытывали реактивные снаряды «ШКАС», на внешней подвеске. Во время залпа крепления снарядов на истребителе Шадеева не сработали, и в течение пяти минут его машина развила скорость свыше 600-от километров в час…

Председатель комиссии, генерал Тихонов, поднял руку.

— Спасибо, мы поняли.

Наступило молчание. Генерал спокойно листал его личное дело.

— Капитан Окинава, вас нашли неподалёку от Владивостока, двадцать лет назад, едва живым, с полной потерей памяти. Это так?

Окинава Хамсин стиснул зубы.

— Так точно, товарищ генерал.

Тот вновь замолчал, листая папку.

— В течение пяти лет вы жили в психиатрической клинике 2-ой Дальновосточной авиадивизии, и заключение экспертов гласило, что вы полностью лишились памяти о предыдущей части своей жизни. По прошествии пяти лет интенсивного обучения, вы были признаны нормальным человеком, и получили советское гражданство. Это так?

— Так точно.

— Почему вы выбрали себе столь необычное имя, капитан?

— Это имя я не выбирал, товарищ генерал. Меня нашёл майор Тосио Окинава, из 2-ой авиадивизии. Он подписал акт о передаче моего… тела в лечебницу. В документах было проставлено его имя, и при выдаче паспорта оно автоматически перешло ко мне. Кроме того, я явно отношусь к азиатской расе.

— Это мы и сами видим. — заметил полковник Федотов, который внимательно смотрел ему в лицо.

— Капитан, вы с самого начала изьявили твёрдое желание вступить в Советскую Армию. Почему?

Окинава нахмурился.

— Товарищ полковник, Советский Союз стал моей Родиной. Даже если я и родился за рубежом, то память об этом не сохранилась. Я — это мои воспоминания. А я придерживаюсь твёрдого мнения, что любой мужчина должен быть воином, и защищать свою Родину. И не только мужчина.

Они улыбнулись.

— Не волнуйтесь, капитан. Вашу преданность никто не подвергает сомнению. Мы просто хотим расставить все точки. Далее. Вы подали рапорт о желании стать лётчиком. Ваше желание было удовлетворено. Однако вы стали на редкость хорошим лётчиком, капитан.

«Странный разговор выходит…» — Окинава начинал тревожится.

— Товарищ генерал, а что в этом странного?

— Вы. Вы очень странный человек, капитан Окинава.

Тихонов отложил личное дело, и вытащил толстую пачку бумаг.

— Вот отчёты наблюдателей. Вы неразговорчивы, нелюдимы. Не пьёте, не курите, не ходите в рестораны. Не принимаете участие в жизни коллектива. Всецело преданы работе… — завидя, что пилот встрепенулся, генерал поднял руку: — Я не говорю, что это плохо. Но это странное поведение для здорового… а тем более столь здорового, как вы, мужчины.

— Товарищ генерал, разрешите спросить?

— Говорите.

— Какое отношение имеют подобные данные к моему рапорту о переводе?

Внезапно заговорил третий человек. Окинава его не знал. Судя по штатской одежде, он был из разведки.

— Ваш рапорт отклонили, капитан. Однако нас весьма заинтересовали вы сами. Мы намерены предложить вам необычную работу.

Летчик встревоженно посмотрел в лицо штатского.

— Простите, товарищ…

— Григорий Клименко.

— …Но я не понимаю, о чём идёт речь.

Клименко посмотрел на остальных, и те кивнули.