— Идите, ребята.

— Я... буду... стрелять! — скрежещущим голосом про­изнес Баренц.

— Идите, идите.— Грехов подтолкнул растерянную Видану к выходу.— Старик шутит.— Повернулся лицом к Баренцу и шевельнул пальцем. Комната с гулом кач­нулась, изменила форму, сжалась и снова стала преж­ней.— Пусть дети уйдут, Ярополк, а мы поговорим.

Ставр хотел возразить, но встретил черный, бездонный взгляд Грехова и повел Видану к двери, захватив по пути одежду.

В коридорчике они оделись, заняли кабину метро, вы­шли в Софии, поднялись на холм, освещенный лучами вечернего солнца. Ставр поцеловал девушку в щеку, но Видана удержала его:

— Что происходит, эрм? Почему Баренц... там... с ору­жием? Он с ума сошел?

— Нет, Дана, его запрограммировали.

Глаза Виданы расширились, она закрыла губы ладонью.

— Боже мой! Что же теперь будет?

— Не знаю. Грехов найдет выход. Кстати, ты совер­шенно не обратила внимания на... мой... на меня...

— Обратила, мой милый. Ты теперь похож на метал­лическую статую, разве что чуть более теплую. А вот ты —действительно не заметил...

— Что?

— Я тоже сделала Д-прививку, так что мы теперь не­разлучны. Уговори Грехова, чтобы он взял меня с вами. Я просила, но он отказал.

Ставр долго смотрел на зябко вздрагивающую девушку, на губах которой играла легкая улыбка, осторожно обнял, словно драгоценную вазу из хрупкого хрусталя, поцеловал в губы.

— Ты очень красивая на фоне вечернего солнца.— От­ступил на шаг, откровенно любуясь ею.— Но ведь кто-то должен ждать меня здесь, дома? Какой еще стимул может гнать интраморфа из дальних далей на Землю?

— Лицемер! — Она сердито топнула ногой, отверну­лась.— Уходи, видеть тебя не желаю.

Когда она повернулась обратно, его уже не было рядом, и душа девушки рванулась следом, плача и смеясь, обни­мая и целуя...

В бункере Железовского уже никого не было, и Ставр завернул к Баренцу, который жил на окраине Северомор­ска. Однако воеводы дома не оказалось. Постояв в задум­чивости у дверей, Ставр сел в такси и вернулся обратно к метро, с горечью пережив встречу с бандой ублюдков на аэрах, которые с визгом и хохотом облили светящейся краской монумент Славы на берегу Кольского залива, воз­веденный в честь моряков, погибших во время Второй ми­ровой войны, сотни лет назад.

Мир не менял своих ориентации на вседозволенность и продолжал смеяться, любить, веселиться, искать наслаж­дений, беситься и ненавидеть, несмотря на неумолимое при­ближение «конца света» в паутине нагуалей. Те же, кто это ощущал, спешили воспользоваться своим знанием, презирая всех, в том числе и самих себя, возводя свои потребности в ранг высшего закона, отрицая нормы морали и этики.

Проводив глазами армаду «ангелов ада», закусивших удила, Ставр повернул аэр на восток и вскоре вылетел из городской визуально-рекламной зоны, остановил такси над лесом, оглянулся.

Сзади над ночным городом вставали столбы и облака света, носились рои цветных огней, пронзали небо трассы звезд, струи искр соединялись в слова и образы, распада­лись, чтобы снова собраться в объемные фигуры и радуги реклам. Ветер принес шум, беспечный смех, крики, об­рывки музыки, и Ставр, передернув плечами, бросил ма­шину вниз, к метро.

Однако точно такая же светошумовая феерия встретила его и в Брянске, где жил Грехов. Ставр не стал выходить прямо в доме Габриэля, а решил воспользоваться такси и пожалел об этом, когда наткнулся точно на такую ком­панию, что и в Североморске. С окончательно испорчен­ным настроением он снизился и на бреющем полете, на высоте не более метра над водой, добрался до владений Грехова, расположенных на обрыве над Десной.