В самой системе нагуалей не оказалось, но всего в десятке световых лет от скопления джезеноидов начинался войд, полностью заросший «паутиной» Большого Ничто, смотреть на которую было интересно и жутко. «Телескоп» Сеятелей позволял видеть все ее ветви и сгущения, напо­минающие морозные узоры на стекле. Кое-где хрупкие на вид «веточки» нагуаля уже вонзались в звездное скопле­ние, ближайшее к «стене» потенциального барьера, и не­которые звезды, нанизанные на шипы Большого Ничто, напоминали взрывающиеся ракеты фейерверка, кипящие фонтаны ядерного огня, искусственно созданные «новые» звезды, сбрасывающие оболочку. Но и вдали от нагуалей происходили события, ранее невозможные с точки зрения местной физики. Константы, ответственные за эволюцию форм материи, медленно, но непрерывно изменялись. Все­ленная в этом районе «корчилась» от боли и пыток чужого закона, порождая макроквантовые флуктуации вакуума вроде гигантских «мыльных пузырей» — сферических «аб­солютных зеркал», причудливых искажений формы звезд, потоков странных частиц типа тахионов, объектов с отри­цательной массой и плотных гравитационных облаков без центральных силовых источников.

Сотрясения ландшафта с равниной и Стеной были не­частыми, но пейзаж они каждый раз меняли радикально, хотя автоматика заставы после землетрясений все же вос­станавливала прежние конфигурации рельефа, поддержи­вая оптимальный уровень физики в пределах своих тех­нических возможностей. Конечно, гости понимали, что вы­глядит погранзастава Сеятелей, да и местный уголок до­мена, совершенно иначе, а «равнина», «часовня», «стена» барьера — лишь иллюзии, внушаемые им аппаратурой за­ставы, но бесконечный пейзаж казался таким реальным, что Ставр не преминул сходить к Стене и пощупать ее «каменную» твердь. Серо-зеленая поверхность каменного блока была пористой, шероховатой на ощупь, холодной и ощутимо плотной, но стоило нажать на нее сильнее, как рука по локоть вошла в «камень», преодолев упруго-ко­лючее сопротивление.

Ставр сосредоточился, подключив пси-резерв, вошел в поток Сил и на мгновение увидел-почувствовал натураль­ную явь, действительность данного участка пространства: Стена не исчезла, но из каменной превратилась в Стену Мрака, на которой, как на гигантском плато, вырос вол­шебный город света. Этим городом была сетчатая струк­тура звездных скоплений, образующая вблизи потенциаль­ного барьера, разделяющего метавселенные, красивейшие, потрясающие завершенностью форм гроздья галактик и во­локнистых «пейзажей». Но существовали в этой гармони­ческой феерии света и мрачные провалы, соединявшиеся со Стеной Мрака черными, плотными вихревыми рукава­ми, и похожие на хищных медуз черные образования, и просто пылевые тучи, размывающие общую панораму, и грандиозные ветвистые ультрачерные молнии, то ли вон­зающиеся в Стену из глубин домена, то ли порожденные самой Стеной. Звездный ландшафт возле них искривлялся, искажал очертания, плыл и распадался на косые полосы затухающего огня, на искры и дымящиеся «угли».

Складка «сверхструны» — перегиб пространств,— со­зданная Сеятелями, была и здесь видна перламутрово све­тящейся трубой, одним концом уходящей в бесконечность, а вторым вонзающейся в Стену Мрака, в Дно Мира...

Наваждение прошло. Ставр снова стоял на песчаном холме у Стены, лицо его овевал свежий ветер с равнины. Рядом стоял Человек и рассматривал его прозрачными ум­ными глазами.

— По-моему, вы рискнули выйти за пузырь индуциро­ванной реальности, файвер. Что вам удалось увидеть, если не секрет?

— Граничное взаимодействие,— помедлив, сказал Ставр.