На одной из могил горела свеча. Ксения остановилась.

— Мне сегодня ночью приснился страшный сон, — сказала она, глядя на свечу. — Словно бы я держу в руках толстую книгу в черном переплете. Как бы телефонный справочник. Только вместо номеров указан год смерти. И я во сне, зная, что сплю, листаю этот справочник. Все хочу себя отыскать… Но так и не нашла. — Ксения помолчала. — Мне кажется, со мной в ближайшее время что-то случится.

— Да бросьте вы, ей Богу, — поморщился я.

Все так хорошо начиналось, и вот — на тебе… Кладбище. Дурацкий сон с оттенком мистики.

— Нет, нет, — стояла она на своем. — Точно что-нибудь произойдет. Какая-нибудь гадость. Я редко ошибаюсь, особенно в неприятном.

— Ерунда все это. — Я обнял ее за плечи. — Давай лучше поцелуемся.

— Ишь какой шустрый, — прищурилась Ксения.

— Просто у меня сегодня сексуальное настроение, — сказал я как бы в свое оправдание.

— Ну, тогда давай.

Мы начали целоваться. Моя рука нащупала замочек «Молнии» на черных джинсах. Я потянул его вниз. Пальцы ощутили тонкие шелковые трусики и под ними бритый лобок.

— Перестань! — резко отстранилась Ксения.

— Почему?

Не ответив, она быстро пошла к машине. Я поплелся следом. Настроение опять испортилось. Как, впрочем, и хорошая погода. Небо заволокли тучи. Стал накрапывать дождик. А когда мы поехали обратно, по крыше «кадиллака» забарабанили крупные капли. Начался настоящий ливень.

До самого города Ксения не проронила ни единого слова.

9

Матери дома не было. На столе лежала записка.

«Тебе звонил Журавлев. Оставил телефон…» Далее следовал номер.

Я позвонил.

— Слушай, старичок, — не здороваясь, заговорил Журавлев, — у меня к тебе срочное дело. Ты не можешь через часок подгрести к гостинице «Северной», то есть к отелю «Северный Палас»?

Я сказал, что могу, и он, не прощаясь, бросил трубку.

— Этот твой Баварин какой-то чокнутый, — с ходу затарахтел Журавлев, едва мы только встретились. — Я, конечно, понимаю, знаменитость и все такое… Но всему же есть предел! Ты думаешь, когда я его сюда привез, он пошел на фуршет?! Черта лысого! Был форменный скандал. Народ-то собрался… И я же оказался крайним. Не сумел, видите ли, подобрать ключик к великому человеку. — Он на минуту замолчал, переводя дыхание.

— А я тут при чем?

— Понимаешь, старичок, главный задумал серию передач о Баварине. И первая передача — большое интервью с мэтром. Вот он меня и послал взять это интервью. Хочет, гад, лишний раз подставить. Ведь ему отлично известно, что Баварин отшил всех журналистов, которые к нему тут подкатывали…

— А что ты от меня хочешь? — все еще не понимал я.

— Пойдем вдвоем, а?! Может, при тебе он себя по-другому поведет.

— Ладно, — согласился я, хотя очень сомневался, что при мне Баварин станет вести себя по-другому.

Мы прошли сквозь стеклянные двери, которые открылись сами собой, и оказались в просторном холле с мягкими ковровыми покрытиями, зимним садом, представительным усатым портье и двумя крепкими молодцами в пятнистых комбинезонах.

Журавлева здесь, как видно, хорошо знали. Портье вежливо улыбнулся. Крепкие ребята пожали нам руки.

— Баварин у себя? — деловито спросил Журавлев.