В дверь робко заглянул Журавлев.

— Извините, я тут сумочку оставил.

— Ладно уж, — смилостивился Баварин, — снимай свое дурацкое интервью.

Журавлев воспрянул духом, засуетился, протянул мне видеокамеру, в двух словах объяснив, как с ней обращаться.

— Дорогие телезрители! — бодро заговорил он в объектив. — Сегодня у нас в гостях известный кинорежиссер Евгений Петрович Баварин. Сейчас в Каннах в конкурсном показе участвует его последний фильм «Корабль, идущий в Эльдорадо». Как вы думаете, Евгений Петрович, — обратился Журавлев непосредственно к Баварину, — ваша лента получит главный приз Каннского кинофестиваля «Золотую пальмовую ветвь»?

— Без всякого сомнения, — отрезал Баварин.

— Да, но фильм кончается очень трагически. Герои погибают. А ведь западному зрителю не нравятся такие концовки.

— Верно. Поэтому я для них другую концовку сделал. В русском варианте герои погибают. А в западном — венчаются.

— А почему вы сами не поехали в Канны?

— Какая разница, куда ехать, — поморщился Баварин. — В Канны или сюда. Ведь так? — посмотрел он на меня.

— Может быть, и так, — дипломатично ответил я, — но не для всех.

— Ой, да брось ты! Везде одно и то же.

— И все-таки вы, Евгений Петрович, предпочли приехать на свою родину, — слащаво произнес Журавлев, — а не на Каннский фестиваль…

— Да уж лучше здесь сидеть, чем общаться в Каннах с этими хорьками.

— Похоже, вы не очень жалуете других режиссеров, — кисло заметил Журавлев.

— Актеров я тоже не люблю, — безапелляционно заявил Баварин. — У меня к ним такое же отношение, как к тараканам. Бегают, суетятся…

— А что вы любите? — спросил я.

— Курицу, — ответил Баварин, — жареную.

На лице Журавлева ясно читалось: вот скотина. Но он как ни в чем не бывало продолжал задавать вопросы. А что ему еще оставалось делать?

— Евгений Петрович, может, вы теперь расскажете о своей личной жизни?

— Сейчас расскажу. — Баварин сделай порядочный глоток, теперь уже прямо из бутылки. — В моей личной жизни есть нечто роковое. Вот как у Пушкина с Дантесом. Вы обратили внимание, что у того и у другого в фамилии по шесть букв?

— Конечно, обратили, — не моргнув глазом, соврал Журавлев.

— Вот так же и у меня. Три раза я был женат. И все три жены мне изменили. Причем последняя, Инна, изменила с негром. С негром! — выставил он вверх указательный палец. — Звали этого черного кобеля Джим. — Баварин еще отхлебнул из бутылки. — Тех жен я простил. Ибо кто сам не без греха… А Инну — нет! Потому что не понимаю! Не по-ни-ма-ю! Что ж она делает?! — перешел Баварин на крик. — А ребенок родится?! Черномазый. Ему же потом в школу идти!

«Да, — подумал я, — интересную передачку увидят зрители. Если, конечно, увидят».

— Ну и тип, — сказал Журавлев, когда мы вышли на улицу. — Он меня просто морально изнасиловал.

— Что ты собираешься делать со всей этой белибердой?

— Ерунда, старичок. — Журавлев убрал видеокамеру в сумку. — Это ж провинция. Заретушируем, вырежем, переозвучим… Главное, герой есть, — добавил он, имея в виду Баварина.

— Ладно, — стал я прощаться, — звякни, когда передача в эфир пойдет.