А то потом разговоров не оберешься.
Баварин регулярно прикладывался к плоской фляжке, знакомой мне еще по поезду. («Подарок Марлона Брандо», — с гордостью похвастался он, когда достал ее из кармана.) И доприкладывался. Глядя на нас хмельными глазами, вновь завел бодягу о своей неверной жене.
— …И тогда я нашел ее интимный дневник. И узнал про Джима. Это ж кем надо быть, чтобы перед негритосом…
Мать оборвала его.
— Вот что, милый, — твердо сказала она. — Хватит. Все это уже в прошлом. И твоя Инна, и ее приятель Джим.
Через час прибыло заказанное такси. И новоиспеченные жених с невестой укатили.
А мы с Ксенией остались сидеть за столом. В ее пальцах тлела сигарета. Уж не знаю — какая по счету.
В квартире было тихо. За окнами лил дождь.
— Ксения, — позвал я ее. — Ксения.
Она, ничего не ответив, резко встала и вышла в прихожую.
— Тебя проводить? — крикнул я, но с места не двинулся, понимая, каким будет ответ.
Громко хлопнула дверь. Я посмотрел в окно. Ксения шла медленным шагом, не обращая внимания на усилившийся дождь.
Дождь хлестал и весь следующий день. И только к вечеру прекратился. Прихватив с собой зонтик, я отправился к Сереге в кинотеатр.
Все та же кассирша все так же красила ногти.
— Дайте мне пять билетов, — сразу сказал я.
— А вам куда? — спросила она.
— То есть как — куда? В кино.
Кассирша макнула кисточку в пузырек с лаком.
— Опоздали, молодой человек, здесь уже не кинотеатр.
— А что?
— Дансинг-клуб.
«Надо же, — подумал я, — все-таки что-то в этом мире меняется».
— А вы не в курсе, Дерябин еще работает?
— Сергей?
— Да, Сергей.
— Нет, уволился. Он теперь в Парке культуры тиром заведует.
Я отправился в Парк культуры.
Последний раз меня сюда приводила мать лет двадцать назад. Как тогда все было легко и просто! Светило яркое солнце, играла веселая музыка, крутились карусели… Сначала я катался по кругу на деревянной белой лошадке, потом на рыжей лисичке, затем до упаду хохотал над собой и над мамой в «комнате смеха», ел невообразимо вкусное мороженое в вафельном стаканчике… Сотни милых сердцу мелочей припомнились из детства и закружились разноцветным калейдоскопом смеха, солнца и музыки.
Над головой три раза каркнула ворона, возвращая меня в реальность. Громко хлопая крыльями, ворона снялась с ветки. Ветка закачалась, сбросив мне на голову весь свой запас дождевых капель.
Тир представлял собой стилизацию под избушку на курьих ножках. Место Бабы-Яги замещал Дерябин.
— Привет, Серый, — сказал я.
— Здорово, Руднев. Хочешь пострелять?
— Конечно. — Я посмотрел на стенд. — Сколько у тебя мишеней?
— Да штук тридцать наберется, — прикинул Серега, тоже глянув на стенд.
— А если я их все собью?
— Получишь приз.
— Ага, — понимающе кивнул я и принялся ловко щелкать из воздушной винтовки одну мишень за другой. Последней нетронутой целью оставалась «музыкальная шкатулка» — красного цвета ящик с желтым кружком. В этот-то кружок и следовало попасть.
Бах!!
Цзинь!!!
— Есть контакт! — вскинул я винтовку над головой.
Магнитофон, спрятанный за белой занавеской и соединенный длинным шнуром с «музыкальной шкатулкой», тотчас запел знакомым голосом Фанни-Ольги:
И оборвалось…
Раскачивалась под ветром входная дверь в избушку. |