Амина переводила взгляд с предмета на предмет, разглядывая вещи. Птичьи клетки бросились ей в глаза.

— Так, значит, здесь его отец явился матери, — продолжала она размышлять вслух. — Хм, возможно. Филипп же говорил, что у него имеются доказательства. А почему дух не может явиться? Будь Филипп мертв, я была бы рада, если бы он явился мне, я бы еще раз увидела его! Что же такое я говорю? Неверные губы, выбалтывающие сокровенную тайну души! Стол опрокинут. Похоже на то, будто все происходило в спешке. Шкатулка тоже опрокинута, все ее содержимое разбросано, словно мышки растаскали его. Все же есть что-то торжественное в том, что так много лет ни одно живое существо не переступало порога этой комнаты! Все выглядит так неестественно и поэтому, наверное, так тягостно действует на душу. Меня не удивляет, что Филипп связывает со всем этим какую-то тайну. Однако не надо оставлять комнату в таком состоянии, лучше придать ей жилой вид.

Амина, привыкшая заниматься хозяйственными делами, тут же принялась за уборку. Все было вычищено. Наводившие грусть клетки Амина вынесла. Когда через открытое окно в гостиную заглянуло солнце, все в ней было уже прибрано и она имела довольно опрятный вид.

Амина инстинктивно чувствовала, что воспоминания стираются, стоит только убрать те предметы, которые их пробуждают. Ей хотелось облегчить страдания Филиппа, юноша глубоко ранил ее сердце, и она решила покорить его. Амина убрала не только клетки, но и швейную шкатулку с шитьем, подняв которое Филипп напугался тогда так, словно коснулся крысы. Подняв валявшиеся на полу ключи, девушка открыла стенные шкафы, протерла в них стекла. Она тщательно начищала серебряные приборы, когда в комнату вошел ее отец.

— О, Аллах! — вскричал старик. — И все это серебро! Тогда, наверное, правда, что у него есть тысячи гульденов? Но где же они?

— Не забывай, отец, лучше о том, что твои деньги теперь в сохранности, и тебе за это надо благодарить Филиппа Вандердекена!

— Да, да, это правда! Но поскольку он намерен жить здесь и, наверное, будет много есть, то я спрашиваю, сколько же он будет платить мне? Он должен платить не скупясь, раз у него так много денег!

Амина недовольно сжала губы и не ответила.

— Хотелось бы мне знать, где он хранит свое богатство? — продолжал Путс. — Если он намеревается выйти в море, как только заполучит место на корабле, возникает вопрос, кто же будет хранить его деньги?

— Я буду хранить их!

— Ах, так! Значит, мы! Мы будем оберегать их! Корабль может затонуть!

— Нет. Не мы будем оберегать их! Ты к этому не будешь иметь никакого отношения. Приглядывай лучше за своими деньгами!

Амина поставила посуду в шкаф, заперла его и, забрав ключи, пошла готовить завтрак. Старик остался один и стал рассматривать драгоценный металл сквозь стекло. Он видел его, но не мог потрогать. При этом он все время бормотал:

— Да, да, действительно, настоящее серебро!

Филипп, проходя на кухню и увидев доктора Путса, стоявшего у шкафа, заглянул в комнату. Он догадался, кто мог прибраться в ней, и от всего сердца был благодарен Амине.

Амина принесла завтрак. Глаза юноши и девушки встретились и сказали больше, чем могли бы сказать их губы. С легким сердцем Филипп принялся за еду.

— Минхер Путс, — начал разговор Филипп, позавтракав. — Я намереваюсь передать вам во владение этот дом и хочу надеяться, что вам здесь понравится. Некоторые необходимые советы я дам вашей дочери перед своим отъездом.

— Так вы покидаете нас, чтобы бороздить моря, минхер Филипп? — спросил доктор. — Наверное, это приятно — бороздить моря и посещать чужие страны, много приятнее, чем сидеть дома.