– Вот так то, дорогой, – сказал Римо. Он уронил голову телохранителя на пол и стер воображаемые пятна крови с рук. – Лучше бы ты поверил на слово, правда?

Вот почему в последней четверти двадцатого столетия Павлиний трон с энтузиазмом принял на службу Дом Синанджу, питая самые радужные надежды на верность Дома Синанджу персидскому трону.

– Наш Дом будет верен шахиншаху до скончания веков! Долгой жизни шаху! Долгой жизни шахине! Долгой жизни наследному принцу, который через много много лет примет свой законный трон во всей славе его истинного величия. Дом Синанджу будет вашей правой рукой, вашим щитом и мечом, вашей уверенностью в полной победе над всеми врагами!

Так сказал Чиун.

– Это ваш хлам на полу? Уберите!

Так сказал Римо.

Посол, испуганный и восхищенный увиденным, поспешил заверить Мастера Синанджу, что он безмерно благодарен за полученную возможность доложить шаху о договоренности между персидским троном и Домом Синанджу. При этом он спросил, распространяется ли договоренность на Римо и если да, то не может ли тот быть несколько более официальным в обращении с послом?

– Ну что вы! – сказал Римо, ухватив Заруди за стопятидесятидолларовый галстук и обернув им подбородок его владельца. – Я очень вежливый. Ну просто очень!

Заруди поинтересовался, нельзя ли то же самое сказать другим, менее вызывающим тоном? Тогда заговорил Чиун:

– У редкого цветка немыслимой красоты иногда бывают шипы. Чем красивее цветок, тем острее колючки. Мы уверены, что Его Величество шах по достоинству оценит то, что вы сделали от его имени.

Было решено, что Дом Синанджу приступит к работе без промедления, но не в столице Персии, а на «Корабле Наций», где уже случались эксцессы и потому нужно усилить охрану иранской делегации. Суденышко отошло на необходимые три мили, где мертвое тело и голову выбросили за борт. Чиун прочел молитву, смысл которой заключался в том, что нет ничего почетнее, чем отдать жизнь за своего владыку. После этого встал вопрос о вознаграждении в тысячу долларов, которое должно быть выплачено в золоте либо в драгоценных камнях. Большое золотое кольцо с изумрудом на руке посла было оценено Чиуном приблизительно на эту сумму.

Посол сказал, что кольцо стоит восемнадцать тысяч долларов. Чиун терпеливо разъяснил, что это – розничная цена, а не оптовая и что он не понимает, почему Дом Синанджу должен брать на себя ответственность за явно завышенные цены, которые платят состоятельные люди.

Тогда посол Заруди сказал, что отдает кольцо с легким сердцем.

– Это лучше, чем с пальцем, – заметил Римо.

В самолете, на пути в Нью Йорк, Римо сказал Чиуну, что видел снимки «Корабля Наций», когда Смит просил его разузнать кое что для КЮРЕ. Он также поделился с Чиуном своими сомнениями: что, если на новой службе придется убивать американцев в угоду иранцам?

– Не тревожься, – сказал ему Чиун. – Мы работаем на дураков.

– Но ведь ты говорил, что нет большего счастья, чем служить персидскому трону!

У Чиуна, видно, что то случилось с памятью – он ничего такого не помнил. Разговор перешел на другое: когда они прибудут ко двору, Римо должен соблюдать этикет.

– Ты допускаешь, что я могу оказаться недостаточно вежлив? – удивился Римо.

– Нет, – сказал Чиун. – Ты очень даже вежливый. Но я прошу тебя немножко больше уважать традиции.

– Ты лукавишь, папочка, я действительно грубиян.