На катере имелся телеэкран и собравшиеся смотрели, как проходит вечер на центральном стадионе. На экране появилось изображение знакомого дипломата.

– Сейчас он прольет вино! – сказал Уокер, указывая на экран. Голос его прозвучал глухо, будто издалека.

– Что вы сказали? – переспросил кто то.

– Этот человек сейчас прольет вино. Совершенная развалина! И как он только сумел подняться с постели сегодня утром!

Люди придвинулись к экрану, чтобы лучше видеть. Солидных габаритов дипломат, с множеством медалей на смокинге, отвесил церемонный поклон. В руке он держал бокал шампанского, намереваясь произнести тост. Вино расплескалось на медали.

Среди зрителей на катере раздался смех, и Оскар Уокер порадовался, что в кои то веки ему удалось кого то развеселить.

– Интересно, когда он захочет бабу? – со смехом спросил кто то.

Алкоголь и таблетки привели Оскара Уокера в состояние блаженного оцепенения, однако ответ у него был готов.

– Дня через два он накачает себя какой нибудь дрянью и тогда заскачет козлом! – С этими словами Оскар Уокер плюхнулся на стул.

И тут он услышал хорошо знакомый голос – голос Первого. Оскар изумленно раскрыл глаза: его кумир сидел на стуле троне и смотрел прямо перед собой.

– Любите Первого... – промямлил Оскар.

– ... и иранскую службу безопасности, – присовокупил Первый. – А проще сказать – Римо и Чиуна. Когда наконец мы сведем с ними счеты? – В его голосе звучали лед и сталь.

– С Римо и Чиуном? – переспросил Оскар, и его лицо расплылось в пьяной ухмылке.

– Да, – подтвердил Первый. – Когда мы сможем их атаковать?

– Это будет не самый счастливый день вашей жизни, – сказал Оскар Уокер и отключился Это были его последние слова. Хотя на мгновение он и пришел в себя в холодной воде, говорить в глубине Атлантики невозможно. Тяжелые стальные цепи, обмотанные вокруг колен, тянули на дно океана. Он очень жалел, что не может говорить. Ему так хотелось услышать свой голос, восклицающий в последний раз: «Любите Первого!»

Глава 8

Когда вышли дневные газеты, яхта Демосфена Скуратиса уже шла полным ходом по направлению к «Кораблю Наций».

В самой большой из кают, которую Скуратис использовал под офис, был установлен телефакс, принимавший сообщения из контор Скуратиса, расположенных во всех столицах планеты. Он работал круглосуточно. Как только сходил с печатного станка свежий номер газеты, копия первой страницы и раздела «Финансы» ложились на стол Скуратису, где бы он ни находился.

Первые сообщения о том, что Аристотель Тебос финансирует двухдневные празднества в честь «Корабля Наций» и его создателя Скуратиса, были напечатаны в ночных выпусках. Все они цитировали одно и то же интервью:

Тебос сожалеет, что господин Скуратис не появился на празднике в первый вечер. Однако он, Тебос, не допускает и мысли, будто Скуратис не хочет подняться на «Корабль Наций» по соображениям безопасности. Магнат кораблестроения Скуратис никогда не отказывался ступить на борт ни одного из построенных им судов. Вероятно, Скуратис почтит их своим присутствием во второй день торжеств.

Из Нью Йорка, из Лондона, из Паричка поступали сообщения практически одного содержания: Скуратис, отрицая, что судно представляет опасность для заполнивших его делегатов ООН, сам боится подняться на его борт.

Скуратис прочитал заметки очень внимательно. Да, он на крючке, и Тебос тянет его на корабль. Теперь он просто обязан там показаться.

– Будь ты проклят, совратитель детей! – выругался он по гречески и, скомкав газеты, шагнул было к машинке для уничтожения бумаг.