Она невольно прижалась к его плечу, к мягкому ворсу красивого, светло-серого свитера. Тенгиз обернул к ней свое бронзово-смуглое лицо.
— А имя свое мне скажешь?
— Валентина.
— Валя?
— Да, Валя.
— Валя-Валентина, — задумчиво полупроговорил-полупропел Тенгиз. — Знаешь, стих такой есть?
— Не знаю, — удивилась Валя, — какой стих?
Тенгиз остановился, не выпуская Валиного локтя, слегка наклонил голову и продекламировал все с тем же едва уловимым южным акцентом:
Грустное стихотворение. Багрицкий написал. Читала Багрицкого?
— Нет, — честно призналась Валя, изумленная такими познаниями нерусского человека в области русской литературы, — а ты читал, да?
— Я читал, — подтвердил Тенгиз. — Мне он нравится. А еще Маяковский и Блок.
Валя изумленно хлопала глазами.
— Какой ты… умный. Тебе лет-то сколько?
— Двадцать один.
— Учишься, работаешь?
— Учусь. В университете, на филфаке.
Что такое «филфак», Валя толком не знала, но догадывалась, что это что-то очень крутое.
Они не спеша побрели дальше, дошли до бара, того самого, в котором так любила сидеть вечерами Верка. Тенгиз галантно раскрыл перед Валей дверь.
— Прошу.
— Мерси. — Сказала и забеспокоилась: небось и вид у нее! Чистая деревенщина, да еще в этих кроссовках. А Тенгиз… он такой стильный, тонкий, изысканный. Вот стыдоба!
— Какой столик выбираешь? Хочешь, вон тот, у окна?
— Не хочу. — Валя решительно замотала головой.
Там, у окна, они всегда сидели с Веркой. Верка — это Верка. А сейчас — совсем другое. Новое. Прекрасное. Волшебное. И не будет она ни о чем беспокоиться: ни о том, что не читала Багрицкого и Маяковского, ни о том, что нет на ней вечернего платья, ни о том, что наверняка Тенгиз до нее водил сюда еще десятерых девушек. Плевать на это!
— Тогда выбирай сама, — покладисто проговорил Тенгиз.
Валя, гордо выпрямившись, подняв голову, королевой прошествовала через зал и остановилась у того столика, что был ближе всех к стойке. Пусть бармен, который уже давно знает ее в лицо, посмотрит, с каким кавалером она сегодня пришла.
Тенгиз глядел на нее с нескрываемым восхищением.
— Какая ты красавица. А главное, коса. Я такую косу никогда в жизни не видел. Можно ее потрогать?
— Трогай, — разрешила Валя.
Тенгиз осторожно погладил ее волосы кончиками пальцев.
— Как шелк. А щечки как бархат. — Он, уже не спрашивая разрешения, коснулся Валиного лица.
И вновь она смолчала, хотя никогда и никому прежде не позволила бы такого нахальства. Они уселись рядышком, Тенгиз придвинул свой стул вплотную к Валиному, так, что их плечи опять соприкасались. Подошел официант.
— Кушать будешь? — спросил Тенгиз Валю. — Я закажу ужин.
— Спасибо, я не голодна.
— Я все равно закажу. Хочешь шашлык? Здесь отличный шашлык, настоящий, бараний. А к нему красное вино. «Каберне», например.
При упоминании о шашлыке Валя невольно сглотнула слюну. Сегодня в обед она снова ела «Роллтон» и пила чай с сухарем и сейчас ощутила мгновенный и острый приступ голода.
Тенгиз уже диктовал официанту:
— Пожалуйста, два шашлыка, салат из крабов, жюльен, бутылку «Каберне», две чашки кофе и десерт со взбитыми сливками.
— Ты что? — Валя в ужасе дернула его за рукав. |