Спустившись с горы, рота Тимановского пошла на тусклые огни новороссийской окраины, обходя заросли можжевельника, спускаясь в балки и поднимаясь по их скользким склонам. Рядом, не обгоняя, но и не отставая, шагали корниловцы Неженцева.

— Не курим! — отдал приказ Марков. — И помалкиваем!

Кривыми улочками, застроенными одноэтажными домиками, под сонное брехание собак добровольцы вышли на Сухумское шоссе, прозванное «Голодным», и двинулись к порту.

— Вижу! — обронил Потёмкин, и на него зашикали.

Кирилл вытянул голову — вдалеке, за пакгаузами, поднимались высокие мачты линкоров. На них, почти незаметных в темноте, горели навигационные огни. Морская рота непроизвольно прибавила шагу, марковцы не отставали от флотских.

Рота Тимановского затопала по широкому проезду между двумя рядами складов. Пахло рыбой и цементом.

Колоссальный линейный корабль высоко поднимал серый борт, словно стеною загораживая выезд на берег бухты. В предрассветном сумраке проявились две высокие трубы и приплюснутые орудийные башни. Их было четыре, по три пушки-двенадцатидюймовки на каждой. Убойная сила!

— Тишина полнейшая! — послышался зловещий шёпот Потёмкина.

«Абордажная команда» вышла на причал, прямо к ошвартованному серо-стальному гиганту — линкору «Императрица Екатерина Великая», переиначенному в «Свободную Россию».

— Она! — растроганно проговорил бывший командир корабля, каперанг Сергеев. — «Катюша»!

Трап с линкора был спущен, но часового не стояло — революционная матросня любила поспать, особенно после ха-арошей пьянки.

Марковцы и моряки стали по одному подниматься на палубу, а корниловцы и другая половина «абордажников» из 1-го Офицерского и Морской роты прошагала дальше, к темневшей громаде «Воли», однотипной с «Катюшей» посудине, первоначально окрещённой в честь императора Александра III. Кирилл шагнул на обширную палубу, осмотрел её, поднял голову, различая на фоне сереющего неба гигантский шестнадцатиметровый ствол орудия главного калибра. Шестьдесят тонн стали висело над головой! Мощь просто чудовищная.

— Группа Рикошетникова, — глухо прозвучала команда Сергеева, — в котельное отделение!

— Есть!

— Группа Штукатурова — к носовой боевой рубке! Группа Кисегача — к кормовой боевой рубке!

Тимановский был невозмутим — на борту корабля командовал Сергеев, поэтому полковник посасывал пустую трубку и ждал дальнейших указаний.

— Группа Тимановского — к офицерским каютам! Горбункову, Кондратьеву, Романенко — проводить!

— За мной, — негромко сказал Авинов, и Саид серьёзно кивнул, не скалясь, — огромность корабля заставила текинцев присмиреть.

Марковцы осторожно пробрались на корму, гудящими, лязгающими трапами спустились к кают-компании.

Гулкая тишина царила в недрах корабля, было холодно и душно. Потом откуда-то с жилых палуб, из кубриков донёсся звук выстрела.

— Братишки брыкаются, — усмехнулся Тимановский.

— Ничего, — буркнул Горбунков, матрос 1-й статьи, — взнуздаем!

— Здесь служат и русские, и малороссы, и латыши, — проговорил Романенко, кондуктор. — На тридцати языках болтовня шла! В общем, каждой твари по паре. Попробуй, договорись! А если единства нет, то всех можно по одиночке переловить. Большевики, конечно, загадили им мозги, но промыть можно, я думаю…

— Тем более, — добавил мичман Кондратьев, — что все новенькие — из южан, сынки зажиточных, таким революция ни к чему.