Двое казаков, громко сопя, поставили скромный крест из обтёсанных кольев, а кадет Васнецов вывел на нём чернильным карандашом имена захороненных бойцов.
Замелькали руки осенявших себя крестным знамением — и снова в поход.
Добрармия продвигалась по землям Кубани. Здешние степи отличались от донских — исчезла ширь и даль, холмы пошли волнистые, с колючими зарослями ежевики и терна. Купы ив и ольхи заслоняли мелкие речушки, у бережка тронутые ледком.
Миновали станицу Плотскую, маленькую и небогатую. Прошли Ивановскую — станичники щедро угостили добровольцев, и не только хлебцем да молоком, было и что покрепче. Старые казаки запевали:
А добровольцы выдавали своё:
Празднично было на улицах Ивановской, весело. Кирилл уже и припомнить не мог, когда в последний раз отдыхал душою, глядя на поющих людей, радовавшихся жизни. Иные и в пляс пускались — носились по кругу в наурской лезгинке, под свист, под смех, под дружные хлопки. У плетня кучка юнкеров пила молоко из жестяного ведра…
Но вот войско шумно построилось. На прощание казачки отсыпали добровольцам тыквенных семечек — шелушите по дороге, всё короче путь!
А путь лежал к железной дороге Ростов — Тихорецкая. По линии курсировали бронепоезда «красных» — и все спрашивали себя: а поспеет ли «Орёл»? Прикроет ли? Надежда на это была, но рассчитывало командование только на себя, а посему армия выступила в восемь вечера.
— Господа, — серьёзно сказал Марков, — приказано — ни одного слова и не курить ни под каким видом — будем пробиваться через железную дорогу.
Полки вышли, двигаясь в полной тишине. Тёмные ряды фигур шагали в ночном мраке, цепляясь винтовками, звеня штыками, толкаясь и спотыкаясь.
Кирилл не чувствовал особой усталости, просто холодно было и сильно хотелось спать.
Монотонное шатание вокруг усыпляло. Случалось, что Авинов закрывал глаза и ступал по инерции. Мысли путались, тело легчало, находясь в странном полусне. Натыкаясь на соседа, Кирилл вздрагивал, широко открывал глаза, но видел всё то же — ритмичное колыхание вокруг, мерцающие звёзды вверху.
Рассвет подкрался незаметно — высветлил небо на востоке, затеплил зарю. Расплывчатые силуэты, обступившие Авинова и шагавшие с ним в ногу, стали явью. Армия шла без остановок, без шума, только лёгкое покашливание раздавалось в рядах и шеренгах, растворяясь в топоте множества сапог.
Впереди проявились здания станции Леушковской, горбатые и низкие.
— Рота, вперёд! — негромко скомандовал Тимановский. — Занимаем станцию и держим оборону!
Кирилл сразу взбодрился. Провёл рукою по стволу винтовки, собирая капельки влаги, утёр слипавшиеся глаза. Полегчало.
Грузной трусцой добровольцы разбежались по станции, занимая узловые пункты. «Красные» не показывались, зато далеко на севере поднимался белесый султан дыма — приближался поезд. Вопрос: чей?
— А вон и оттуда прёт кто-то! — послышался тревожный голос.
Авинов глянул на юг — там тоже дым столбом. Чей-то состав шёл от Тихорецкой к Леушковской. Опять-таки, чей?
— Обоз, вперёд! — разнеслась команда. — Господа, ради бога, живей!
Подводы и грузовики с грохотом и лязгом хлынули через пути.
— Артиллерия, вперёд! Передайте живей!
— Артиллерия, — донеслось из степи, — вперёд!
Потянулись орудия, а поезда всё ближе… И вдруг с севера донеслись гудки — один короткий, два длинных, один короткий.
— Наши на севере! — радостно заорал Кирилл. — Это алексеевцев сигнал!
Марков с перрона глянул в бинокль.
— «Орёл» следует! — крикнул он. |