Мэри Элизабет внимательно взглянула на врача.

— Дэвид, ты знаешь одного из служащих сэра Томаса по имени Бекфорд?

Армитедж кивнул.

— Да, и что?

— Я слышала, что этот странный человек считает Гарри обыкновенным пиратом и уже написал несколько писем лордам Торговой палаты в Лондон. Сэр Томас считает, что он перехватил все подобные сообщения, но я боюсь, что нет. Гарри должен опасаться этого Бекфорда. Он умен и пользуется влиянием.

— Увы, — ответил Армитедж, опуская перо в свинцовую чернильницу. — Почетный секретарь — не единственный враг Гарри. Некоторые из старых корсаров страшно злятся, что вашего мужа выбрали адмиралом после смерти Мэнсфилда на Тортуге.

— Мэнсфилд умер? — Она приподняла темную бровь. — Я не слышала об этом, а от чего?

— Некоторые говорят, что старик умер от удушья, — ответил врач, — а другие клянутся, что голландца отравили.

— И… и это правда?

— Может быть. Кто знает? — безмятежно отозвался Армитедж.

Вздрогнув и тяжело дыша, Мэри Элизабет продолжила диктовать свое послание:

— «Я не имею ни малейшего понятия, что затевает Гарри в следующей экспедиции, потому что уже говорила тебе что он не доверяет никому, кроме сэра Томаса.

Дорогая сестричка, я надеюсь, что ты приедешь ко мне, как только у тебя появится маленький. Как я завидую, что у тебя будет свой ребенок!

В последнем письме ты спрашивала, как мы поживаем. На самом деле я не знаю, как мы будем жить, если купцы на этом острове так и будут повышать цены. Жадные собаки! Те же мерзавцы, которые вынудили сэра Томаса отозвать каперскую лицензию Гарри на военные действия против папистов, теперь жалуются, что их запасы не пополняются.

А сейчас, Джоанна, дорогая, поскольку я уже ослабела от жары, то закончу приветом нашей драгоценной мамочке. Надеюсь, она наслаждается прохладой в вашем поместье и ревматизм ее больше не беспокоит.

Твоя любящая сестра

Лиззи».

Звезды за затянутым сеткой окном без стекол уже померкли, и начали петь птицы в пальмовой листве у стен поместья Данке. А Морган все еще не мог уснуть.

Что стало с тигрицей? Он лежал и перебирал в памяти воспоминания, глядя, как по потолку проворно бегали маленькие коричневые ящерицы. Бог мой! Он внезапно понял, как ему недостает присутствия Карлотты, ее веселой, задорной беседы.

Ах, тигрица, дорогой маленький тигренок! Ему вспоминались ее причудливые капризы. Сможет ли Карлотта когда-нибудь забыть или оправдать его поступок? За эти четыре года ему не раз приходило в голову, что он был слишком суров, резок и подозрителен.

«Дорогая, я пошлю тебе отличный, дорогой подарок. Например, вот этот золотой гребень с бирюзой и бриллиантами».

Стараясь не разбудить Мэри Элизабет, он соскользнул с кровати, накинул на плечи халат и босиком направился к себе в кабинет, чтобы написать письмо.

«11 июня 1668 года

Моя дорогая Карлотта!

Мне кажется, что я очень плохо обошелся с тобой в последнюю нашу встречу. Это беспокоит меня, и… мне плохо без тебя. Прошу тебя, прости и забудь мой жестокий поступок.

Я надеюсь, что мой обожаемый цветочек примет этот знак раскаяния и при первой же возможности прибудет в Порт-Ройял на острове Ямайка, где ты найдешь готовый для тебя дом — отличную оправу для твоих прелестей.

Я прошу тебя не медлить, а если меня не будет, то обратись к моему агенту Джону Стайлсу, и он предоставит тебе все, чего ты заслуживаешь. Пожалуйста, не медли, отправляйся в Порт-Ройял, я мечтаю заключить тебя в свои объятия.