Они с Рэндаллом оказались равны в азарте, криком подбадривая игроков, толкая друг друга локтями и в полный голос обращая внимание друг друга на удачный выстрел под каким‑нибудь совершенно невероятным углом, на руки, шарящие в пыли буквально под конскими копытами, на кульбиты сухощавых, хорошо выгулянных лошадей, на то, как сливаются с ними атлетические юношеские тела. Главы родов посылали Камбри лошадей по счету и мальчишек на высокую службу – в придачу.

– Я рядом с ними – как привязанный, – признался Рэндалл, хотя вся армия в голос восхищалась его свободной цыганской посадкой в седле. Он соблюдал правило государя – не участвовать в состязаниях, дабы не принуждать лучших к проигрышу по соображениям дипломатии, хотя ему наверняка хотелось. В конце концов, он был почти так же молод, как они, вот разве что поражения и победы записывал не острием копья, а острием пера, и умел читать войну в колонках цифр.

Десять свободных вакансий были разыграны, а золотое колечко с пальчика перчатки, символизировавшей королеву торжества, досталось улыбающемуся юнцу с волосами светлыми, как ковыль. На поле он был не так смущен, как тогда, когда общепризнанная королевская пассия как дама, имеющая среди присутствующих наивысший статус, вручала ему лейтенантскую цепочку.

– Дозрел до командования? – спросил Рэндалл.

– Да нет, – ответил новоиспеченный офицер. – Так… только показать хотелось, что не хуже прочих. Чтоб домой отцу передали. Я это… не посрамлю…

– Как твое имя, конник?

– Кен. Кеннет аф Крейг, – поправился юноша, считай, наверное, еще и не бритый ни разу. – Сын Крейга.

Совсем немного магии. Самая чуточка, отравленная иголочка в подкладку приза, чтобы бесхитростный сероглазый парнишка засветился беззаветной преданностью и любовью. Аранта поймала себя на том, что думает о нем с высокомерной нежностью, словно сама была хоть годом старше. Кеннета аф Крейга унесло от них толпой товарищей, жаждавших отпраздновать его триумф, звонко хлопая его по спине и плечам, бронзовым, словно дорогой доспех. Красивый мальчик, подумалось ей мимоходом. Она бы влюбилась, когда была бы не тем, чем была. Когда бы рядом не стоял тот, кто стоил ее вместе со всею ее магией. Ее бог и король.

Медленно и словно сам по себе наползал вечер. Тьма с востока. Небо над Констанцей полыхало, и возникшие из синих сумерек шпионы донесли, что ворота города открыты, Брогау выводит войска и, стало быть, уже завтра… Впрочем, так и было рассчитано.

– Аранта, – не то приказал, не то попросил Рэндалл, – останься.

Остальные расходившиеся члены Совета приняли это как должное. Как еще, в самом деле, провести государю последнюю ночь? Они и сами, пожалуй, поищут на вечерок кого‑то вроде. Кто знает, может – в последний раз. Мало кто посвятит себя сегодня бдению и молитве.

Овладение Аранты хорошими манерами еще не достигло той степени, когда она станет переодеваться к вечеру, а потому на ней было то же платье, что и с утра, правда, слегка запылившееся, та же прическа, правда, слегка растрепавшаяся. Рэндалл выглядел не лучше – в несвежей сорочке и колете с распущенными шнурками. У прочих форма одежды тоже была свойская.

Народ разошелся, оставив им двоим немногие свечи на столе.