Вот ты говоришь, что Вест мог бы исчезнуть даже в Филадельфии. Но он может исчезнуть и здесь, в России.

Вы что-то не поделили?

О чем ты?

По-моему, ты выразился довольно ясно.

Черт-те что! — с досадой проговорил Павлов. — Подобной мысли у меня даже не возникало!

Тогда выражайся точнее.

Одним словом, так. У Веста не голова, а мозговой компьютер. Но все свои расклады, а их свыше ста ты­сяч, он заложил в компьютер реальный. Вот он-то мне и нужен.

На всякий случай?

Да. На всякий случай.

Скажи, где он лежит-припухает, и я возьму.

Если бы знать! Вероятно, где-нибудь в доме.

В како-ом? В квартире, на даче, а может быть, в правительственном особняке?

В правительственном особняке, дорогой ты мой Ваня, давным-давно другой человек. Весту туда доро­ги заказана. Он, правда, еще на что-то надеется, но дело бесполезное.

И кто этот счастливчик?

Полковник внутренней службы Валерий Степанович Саргачев.

Мужик серьезный. Я, как глянул, сразу понял. С ним не до шуток.

Верно говоришь, — согласился Павлов. — Не до шуток. Тебе известно, чем он занимается?

Чем может заниматься полковник МВД? Своим делом.

Он входит в группу следователя по особо важным делам Турецкого по расследованию убийства, совер­шенного в Гонконге.

Не только он. Бывший сыскарь, а теперь част­ный детектив Грязнов тоже.

Надеюсь, ты понимаешь, что Турецкий не оста­новится на убийстве?

Глубоко копнет «важняк». Это уж само собой, — подтвердил Бурят.

Если уже не копнул.

Игра-то идет в открытую, Анатолий Сергеевич! Я понимаю, тот же Турецкий с большим удовольстви­ем накинул бы мне на белы рученьки «браслеты» — и на нары. Но как это сделать? Да никак не сделаешь! Перехватили они товарчик. Открыли дело. Теперь муд­руют. И пусть себе мудруют!

Турецкий домудруется.

Может быть, да. Может быть, нет. Кто знает? Но что точно, мужик упрямый, а самое главное, ничем не купишь его. На таких держалась и пока еще держит­ся российская власть, хотя и дала уже трещины.

Давно мы с тобой не виделись, Иван. Не узнаю, — усмехнулся Павлов.

Поумнел?

Не то слово.

Я дураком никогда не был. А теперь, ты прав, еще больше поумнел. Жизнь заставляет, Анатолий Сер­геевич! Наверное, что-то соображаю, если мои ребятки прищучили вас аж в самой Филадельфии!

Широко размахнулся ты, Ваня... А на кой?

Расскажу я тебе одну историю, Анатолий Серге­евич, — подумав, ответил Бурят. — В девяносто тре­тьем было. Оставалось мне сидеть три месяца и три дня. И вдруг на красный ковер, к начальству. Так, мол, и так, в Питере и Выборге чеченцы хулиганят, не смог бы ты, Ваня, их приструнить? «Дело нехит­рое, — отвечаю, — но за все надо платить». — «И ка­кова плата?» — «Свобода». Договорились. Приезжаю в Питер. И тут как тут братва. В самом деле, оборзела Чечня, дыхнуть не дают! Три дня, и полный порядок.

Слышал, — сказал Павлов. — Табак, спиртное, таможня... Четыре трупа.

А как иначе? Все чистенькими хотят быть? Не выйдет. Вот я и подумал: коли они с такой мелочью не сладили в одном городке, Выборге, что уж говорить про всю Россию! Не можете — уходите.

И кто придет?

Не ты и не я, — после некоторого молчания от­ветил Бурят. — Может, Турецкие, Грязновы... Отку­да знать? А может, вообще конец света близок? Живи, пока живется.

Мрачны твои мысли, Ваня. Не ударился ли ты в религию?

Без Бога не до порога, — ответил Бурят. — Так говаривала моя матушка...

Все будет нормально, — сказал Павлов.

Пока мы в одной лодке.

Здесь ты дал маху, Ваня, —улыбнулся Пав­лов.