В тот момент Джеремии было все равно. Пусть Серые — да и породившее их Человечество — катятся ко всем чертям — скатертью дорога. Скатертью дорога? Он тихо выругался, поймав себя на фразе в стиле Серых. Мир снов проник в его кровь и плоть, и его уже тошнило от всего этого.

— Хорошо, что прикажешь мне делать? — огрызнулся Джеремия. — Может, сам хочешь попробовать?

Гектор помрачнел, однако, с минуту помолчав, ответил:

— Если мне пришлось бы выбирать из двух зол — то да. Лучше получить короля, которого ты знаешь, чем неизвестного.

Джеремия фыркнул:

— Судя по манере говорить, ты вполне годишься… — Заметив, что Гектор и не думает улыбаться, он вытаращил глаза: — Ты что, серьезно?

— Серьезнее не бывает.

— Да ты понятия не имеешь, во что вляпываешься!

— Скажем, у меня предчувствие. Хуже, чем сегодня, все равно уже не будет.

Наконец-то ему предоставлялась возможность отречься… Заманчиво… Слишком заманчиво, чтобы верить… Опять же он чувствовал себя не в своей тарелке. Гектор просто до конца не представляет, что значит принять на себя роль якоря.

— Гектор, ты просто не понимаешь, что это значит! Жить среди созданий самых худших твоих кошмаров — буквально! Вечно видеть жизнь, но никогда уже в ней не участвовать! Жить среди тварей, порожденных самыми темными снами Человечества! Никогда больше не коснуться другого… человека. Никогда!

— Видно, тебе самому все это нравится, раз ты с таким жаром отговариваешь меня.

Неужели он не понимает?

— Я отговариваю тебя, потому что ты не знаешь, что это такое!

Гектор выпрямился и, не сводя с Джеремии глаз, изрек:

— Тебе не убедить меня. Либо я, либо первый безумец, на которого наткнутся чары.

Где-то в глубине души Джеремия был даже рад, что ему пришлось уступить в этом споре. Если в мире и существовал человек, которому он со спокойной душой мог передать королевскую мантию, то этим человеком был Гектор Джордан. Что было бы теперь с ним, Джеремией Тодтманном, если бы рядом не было Гектора с его самообладанием и острым умом? Томас О’Райан был близок к цели: стоило ему лишь заглянуть в другой отсек «Вечного залога»… «Впрочем, как знать, — подумал Тодтманн, — может быть, этот ирландец так все это задумал с самого начала». Отдать власть Джеремии, чтобы тот убрал ворона, а потом вручил чары своему чернокожему другу.

Последнее соображение показалось ему абсурдным, смехотворным. Он стал королем по странной прихоти глупца, и пусть он уничтожил ворона, но попутно погубил Каллистру. Если Гектор хочет занять его место, пусть так оно и будет. Пусть это будет его головная боль, его мука, его страхи.

Джеремия вдруг вспомнил, что не знает, как передать чары. Он истерически захохотал. Когда он рассказал об этом Гектору, тот не нашел в этом ничего забавного.

— Должна же у тебя быть хоть какая-то идея!

— Я знаю только, что для того, чтобы вернуться в прежнюю жизнь, мне надо сосредоточиться на воспоминаниях о ней, но тогда чары будут предоставлены самим себе. Нет гарантий, что они выберут именно тебя.

— Вот тебе и на! — фыркнул Гектор. — Он, оказывается, ни черта не знает.

Джеремия не ожидал, что Гектор так распалится, и его это задело. Он встал и с нескрываемым раздражением сказал:

— Я тут был малость занят. Может быть, ты это даже заметил?

— Извини, — сконфуженным тоном произнес Гектор.