С другой стороны, это можно было бы рассматривать как ограниченное временем милосердие. Можно было и никак не рассматривать, поскольку спешка не позволяла.

– Насколько, – спросил человек в капюшоне, – все это оправданно?

Капитан рядом с ним икнул.

– У меня строгие инструкции, – пояснил он, – касающиеся в первую очередь вашей безопасности, милорд. Вопреки тому, что вы сами об этом думаете. Таково условие, на котором я здесь с вами. И, между нами, таковы вонючие правила этой дерьмовой игры.

Оба на мгновение остановились, и какое‑то время казалось, что вот сейчас вояка снисходительно потреплет «милорда» по плечу. Однако уже занесенная его рука внезапно опустилась под пристальным взглядом визави, а секунду спустя из глубины коридора послышалось:

– Нашли коменданта! Передайте капитану… Скажите милорду…

«Милорд» круто развернулся на месте, плащ взлетел, захлестнув ему ноги. Капитан последовал за ним. Видимо, в его личные инструкции входило ни в коем случае не оставлять «милорда» одного.

Стол. Стул. Чахлый свет факела, снятого со стены в коридоре. На лице старика, поднятого среди ночи, узнаваемое выражение человека, которого подчиненные подвели самым роковым образом. Циник, привыкший к тому, что на его глазах люди ежедневно сходят с ума. Один против полной комнаты вооруженных людей.

– Милорд?

Человек в капюшоне взглядом отодвинул с дороги своего капитана.

– Мне нужен узник, – сказал он.

– Естественно, – с сухим смешком отозвался комендант. – Не клады же вы здесь копать задумали. А почему только один? Зачем мелочиться?

– Милорд, – дернулся капитан, – мне не нравится его тон.

«Милорд» не обратил на него внимания.

– Мы, разумеется, в состоянии вскрыть каждую камеру. Равно как и перелистать ваши регистрационные записи. Но если вы добровольно отдадите мне ключ и проводите до нужной камеры, выйдет быстрее, и я буду вам признателен.

– И, вы понимаете сами, сэр комендант, – снова вмешался капитан, – мы вынуждены будем убить всех узников, которые увидят наши лица, услышат наши голоса и впоследствии смогут опознать нас перед королевским судом.

– Жестокий принцип вашего выживания мне очевиден, – задумчиво произнес комендант, пододвигая себе стул и садясь. – Сколько у вас людей?

– Достаточно, – сказал человек в капюшоне, – чтобы до рассвета творить здесь все, что нам вздумается.

– Вы честолюбивы? – неожиданно спросил тот.

– Думаю, да. – Человек, возглавлявший вторжение, позволил себе быструю усмешку.

– Храбрый молодой человек, – сделал свой вывод комендант. – На руках – перчатки, по рукам не определишь, но – достаточно молодой, судя по походке, осанке и рисунку губ. Вдобавок честолюбивый. Все вы думаете, что способны съесть политику, а в результате она всегда жрет вас. Люди вашего типа слишком часто становятся моими гостями.

– Не сегодня, – мягко поправил его «молодой человек».

– Кто знает. Вероятно, по пути сюда вы уже видели, во что Башня превращает людей вашего сорта. Поверьте, когда их сюда привозят, в массе своей все они весьма незаурядны. Когда я был в вашем возрасте, я совершал подвиги, любил юных красавиц и не мечтал возглавить самую зловещую из королевских темниц. Вы не женщину, случайно, ищете?

– Неужели здесь содержат женщин? – надо сказать, прозвучало это не слишком удивленно.

– Значит – нет? Я, право, надеялся с удовольствием сообщить вам, что принцессы Амнези нет в моих стенах, и ваш рейд пустой.