|
При этом, когда Маликан подавал ему кувшин, Генрих улучил удобный момент и приподнял маску. При виде знакомого лица хозяин кабачка чуть-чуть не уронил кувшин с вином, но Генрих знаком приказал ему молчать и, глядя в окно, стал спокойно потягивать вино.
Он видел, как уехал король, как перед Лувром стала собираться толпа, как началась перестрелка. По мере того как дело под Лувром разгоралось все жарче, посетители кабачка один за другим выбегали и присоединялись к мятежникам; таким образом, вскоре Генрих остался наедине с Маликаном. Тогда последний подошел к нему и сказал трепещущим голосом: — Ах, государь, как вы решились явиться сюда! — Тише! — ответил Генрих. — Я пришел, потому что все это меня очень забавляет! — На вашем месте я постарался бы держаться как можно дальше от Лувра. — Бедный мой Маликан, ты стал большим трусом в последнее время. — Что же делать, государь! Верно это от старости! Но я трушу вовсе не за себя, а за вас, государь! Однако дело-то становится жарким! Пули так и сыплются! Действительно, бой под Лувром становился все жарче, и мало-помалу старая кровь Маликана загорелась. Ему вспомнилось бурное прошлое, вспомнились прежние бои. Nн внезапно повернулся, убежал к себе наверх и вернулся, вооруженный аркебузом и парой пистолетов. — Куда это ты снарядился? — спросил Генрих. — В бой! — А, так ты собираешься драться? Но с кем? Этот вопрос смутил Маликана. — Уж не собираешься ли ты идти в атаку на Лувр? — О, нет! — Значит, ты хочешь защищать дворец? — Гм… Пожалуй… — К несчастью, для этого надо туда пробраться, что в данный момент весьма затруднительно. Но, если ты непременно хочешь принять участие в деле, ступай со мною! — А куда вы меня поведете? — На первое время в очень тихое место. Видишь ли, я вспомнил, что сегодня у меня назначено любопытное свиданье… — И вы хотите… — Я нахожу, что чрезвычайно приятно нежно впиваться поцелуем в губы любимой женщины, в то время как на улице свистят пули и льется кровь! — Он все прежний! — пробормотал Маликан. — Ну, так пойдем! В сущности говоря, дела французского короля меня нисколько не касаются. — Но в таком случае, государь, к чему вы замешались в эту историю? — Видишь ли, добрый мой Маликан, я подумал, что в один прекрасный момент я могу очутиться в Лувре… полновластным хозяином… — Ну, так что же? — А то, что мне тогда будет очень полезно знать, как парижане строят баррикады… Словом, пойдем! — Да куда именно мы пойдем? — К кондитеру Жоделю — тому самому, куда меня перевезли, когда кузен Гиз пробуравил меня шпагой! — и Генрих потащил Маликана из кабачка.
Одлетта была предназначена отцом старшему приказчику, человеку очень дельному и честному, но на редкость некрасивому. Она не говорила ни «да», ни «нет», но в душе твердо решила, что приказчик не получит ее. Впрочем, она ничего не имела против того, чтобы он стал впоследствии ее мужем: деловитость Барнабе (так звали приказчика) могла обеспечить ей богатую и довольную жизнь. Но она твердо решила, что ее любовь будет принадлежать лишь избраннику ее сердца, а такой имелся у нее еще с детства. Она была десятилетней девочкой, когда к ним в дом принесли тяжелораненого, полумертвого дворянина. Одлетта видела, как две красавицы — Сарра Лорьо и принцесса Lаргарита, как она узнала потом, — убивались у изголовья раненого. |
