С. Стольпе полагает, что в этом значении слово употреблено и в упомянутом выше письме от 27 января, и соответствующую фразу следует читать следующим образом: «поскольку Ваше лицемерие не позволяет Вам быть моим любовником». Это означает, что Кристина не принимает всерьёз ссылки кардинала на принадлежность к Церкви, а считает их отговорками. Ей слишком хорошо известны жизнелюбие и свободные нравы служащих Ватикана, и к тому же она не зовёт Аззолино идти под венец.
Ясно, что всё стоическое мировоззрение королевы рухнуло. От него не осталось и осколков, напоминавших о возможности контролировать свои страсти и с олимпийским спокойствием сверхчеловека-стоика взирать на то, как слабые и глупцы барахтаются и тонут в бурных волнах житейского моря. Кристина в данной ситуации удивительно точно повторяет переживания своей матери, королевы Марии Элеоноры, также страдавшей от ревности и выпрашивавшей любовь у Густава II Адольфа.
Письмо от 2 февраля 1668 года содержит фразу: «Можно быть счастливым сверх всякой меры, только бы пользоваться Вашим одобрением и Вашим уважением».
Никаких требований о взаимности чувств: «…Хочу жить и умереть Вашим рабом…»; «Только бы пользоваться Вашим уважением…» Где же былая гордость, высокомерие, презрение к человеческим слабостям? Это была полная капитуляция.
Ответ Аззолино нам не известен. Можно только быть уверенным, что такие откровения ему вряд ли могли понравиться и он написал что-нибудь лицемерно-ханжеское, как и положено было по сану.
В последующих письмах — тоже сплошное уничижение. Она пишет о том, что её присутствие в Риме вряд ли доставит Аззолино большое удовольствие (16 февраля 1667 года). От отчаяния на последние деньги она устраивает большой праздник, приглашает на него массу гостей. Торжество заканчивается грандиозной попойкой, а для Кристины — приступом болезни. Доктора вынуждены выпустить из неё около пол-литра крови. Аззолино пытается её урезонить, а она в ответ подвергает его издевательствам и насмешкам. Всё развивается по обычным человеческим канонам.
Потом она смиряется, проявляет покорность и пишет о том, что готова удовлетвориться и тем, чтобы только быть с ним рядом в одном городе и изредка видеть его. Впрочем, в апреле 1667 года она сообщает, что в Рим возвращаться не планирует. Она устала от жизни, ничто её больше не радует, и она всё чаще заводит разговор о смерти. Очевидно, что Кристина пытается вызвать у кардинала чувство сострадания — последнее убежище покинутой женщины.
Психическое состояние королевы усугубляется в это время и сложными взаимоотношениями со шведскими властями. Униженная и оскорблённая, она возвращается из Швеции в Германию и по пути заворачивает в Варшаву, где после Яна II Казимира тоже освободилась корона. Но и там её не приняли, и она ни с чем, разбитая, обиженная на целый свет, возвращается в Гамбург.
К маю она тем не менее выздоравливает. Как и несколько лет тому назад в Стокгольме, к ней приехали французские доктора и поставили её на ноги… всё тем же куриным бульоном! 13 мая, на пути в Швецию, она не без рисовки пишет из Дании: «Я не думаю, что моя жизнь продлится долго. Мне бы только заплатить мои долги, и тогда я могла бы спокойно умереть…» Но, судя по всему, умирать она ещё не собирается и, отложив в сторону работу по продвижению Аззолино на папский престол, с головой окунается в борьбу за освободившийся трон Польши. Выборы очередного папы, как мы видели, она отмечает разнузданным праздником и своим поведением вызывает у степенных жителей Гамбурга удивление и возмущение. Новый папа — Климент IX — по мере своих возможностей оказывает ей протекцию.
Понемногу Кристина отвлекается от мучившей её проблемы на другие дела. Она начинает заниматься алхимией с Боррисом. Она интересуется проблемами переливания крови, а когда Аззолино присылает ей свою незаконченную комедию, она с энтузиазмом бросается на неё, анализирует поведение её персонажей, высказывает свои замечания. |