А Свете всё нипочём — стремительные поездки на велосипеде были её любимейшим времяпрепровождением. И с каждым разом она всё дальше отъезжала от их маленького, уютного домика.

И вот настал тот роковой день…

С утра выл пронзительный ветер. Девочка сидела на крыльце, и слушала, как шумит крона, росшего поблизости каштана-исполина. Странно так, непривычно шумела. Ветер явно принёс с собой какие-то слова, какой-то напев колдовской. А потом у Светы закружилась голова и она едва не потеряла сознание…

Ближе к вечеру ветер усмирился, а голова у Светы больше не болела. Зато девочка почувствовала сильнейшее желание усесться на велосипед, и мчатся далеко-далеко.

Хотя Света собиралась вернуться к полуночи, она всё же собрала в свой рюкзачок продуктов, которых при разумном потреблении хватило бы дня на три — это, в дальнейшем, её и спасло.

Но о том, что это желание было внушено ей ветром, Света не подумала. Она даже не предупредила родителей, что вернётся поздно, а вскочила, да и помчалась…

Сначала девочка катила по уже изъезженным тропкам, но потом попала в какой-то невообразимый лабиринт из холмов, тропок, склонов, ручейков, овражков, кустов. Она углублялась в этот густой лабиринт, а когда к ней приходила пренеприятная мысль, об обратной дороге, она отгоняла эту мысль, приговаривая:

— По солнцу определю. Мне возвращаться на закат…

Неожиданно холмы расступились, и Света вылетела на широкую, тянущуюся вдаль тропу, которую окружали исключительно мрачные, древние деревья.

Она обрадовалась этому прямому пути, и мчалась по нему, развивая скорость достойную, быть может, Олимпийских игр.

Она мчалась целый час, и за это время взмокла, устала, но всё никак не могла остановиться, так как некий безумный, лихорадочный азарт гнал её вперёд.

Потом Света почувствовала, что сверху на неё кто-то смотрит. Она задрала голову, и заметила нечто слишком большое и слишком жуткое для птицы. Впрочем, она видела это лишь мгновенье, так как руль сам собой резко крутанул в сторону, и велосипед перевернулся. Инерция была столь велика, что велосипед, а вместе с ним и Света взмыли в воздух, ещё несколько раз перевернулись, а потом пролетели в кусты.

Последовал удар, от которого девочка потеряла сознание…

А когда Света вновь смогла открыть глаза, и приподняться, то уже наступил поздний вечер. И хотя небо ещё хранило какой-то отблеск ушедшего дня, но из-за деревьев, которые нависали над ней, невозможно было понять, с какой стороны этот отблеск исходит, так что неясно было и в какой стороне находится её дом.

Она молвила:

— Ну, ничего: выйду на тропу, и там всё пойму…

Она вытащила свой изрядно помявшийся, но всё-таки не сломанный велосипед на тропу, и тут поняла, что это вовсе не та тропа, по которой она приехала. Та тропа была прямой, а эта петляла из стороны в сторону.

— Наверное, я ошиблась, — пробормотала Света, и, вместе со своим велосипедом нырнула обратно в кусты.

Через кусты она пробиралась минут десять, а потом поняла, что совсем заблудилась. Вдруг ей послышался какой-то звук: вроде чей-то голос. Девочка замерла, стала вслушиваться.

Звук повторился. Это действительно был голос, и он прозвучал прямо возле её уха:

— Приди к нам. Останься с нами. Навсегда…

Это был такой леденящий, бесчувственный, нечеловеческий голос, что Света громко вскрикнула, и быстро обернулась.

В нескольких шагах за её спиной возвышался некто слишком высокий, чтобы быть человеком. Впрочем, из-за чрезвычайно скудного освещения не представлялось никакой возможности разглядеть этого незнакомца.

Тут руки Светы задрожали, она выронила велосипед, и побежала дальше.

Кусты цеплялись за её одежду, за её волосы, даже за руки и за ноги.