Но если она собирается выпустить на свободу вихрь, то что, во имя Ада, здесь делает Деймон?

Срывает планы противника. Тянет время. Отвлекает Доротею и Гекату от их военных планов. Играет в игры… с Мэриан и Деймонаром. Потом Сюрреаль. Пару часов назад он слышал мучительный крик Люцивара, но с тех пор эйрианец не показывался ему на глаза. Значит, остался только…

На чешуйки упала чья-то тень.

Он поднял голову и встретился взглядом с остекленевшими глазами Деймона.

— Пришла пора танцевать, — ласково пропел Садист.

Повелитель мог бы сказать что-нибудь, однако почувствовал запах Гекаты. Поэтому он позволил сыну отвязать себя от столба, отвести в тюрьму и ничего не сказал, пока Деймон привязывал его к постели.

Когда сын вытянулся на постели рядом с ним, Сэйтан прошептал:

— Когда заканчивается игра?

Деймон напрягся, сглотнул с трудом.

— Через пару часов, — тихо произнес он. — В полночь. — Сади мягко коснулся плеча отца. — Ничего не будет. Только…

Они оба услышали, как кто-то подошел и прижался к двери. И оба поняли, кто внимательно прислушивается за ней.

Сэйтан покачал головой. За все нужно платить.

— Все должно быть убедительно, Деймон, — чуть слышно прошептал он.

Повелитель прочел боль, отвращение и мольбу о прощении в глазах Деймона, прежде чем его поцеловал собственный сын.

И он узнал, почему Кровь называет его зеркало Садистом.

Сэйтан лежал на боку, глядя в стену.

На самом деле Деймон сделал очень немногое. Очень немногое. Он сумел убедить суку, словно приклеившуюся к двери, что сын жестоко насилует собственного отца, не сделав при этом ничего, что могло бы помешать им в дальнейшем смотреть друг другу в глаза. Довольно впечатляющая демонстрация возможностей и умений.

И очень краткая. Сэйтан сначала обеспокоился этим, однако, когда Деймон вышел из хижины, до него донесся приглушенный комментарий и восхищенный, счастливый смех Гекаты.

Итак, пока Деймон продолжал рыскать по лагерю, заставляя всех нервничать, у него появилось время отдохнуть и собраться с мыслями. Подумать.

Игра заканчивалась в полночь. Почему обязательно тогда? Что ж, полночь действительно называют колдовским часом, мгновением, когда вчера перетекает в завтра. И в полночь минует ровно трое суток с того момента, как Деймон впервые появился в лагере.

Сэйтан подскочил на постели. Семьдесят два часа.

Заключенный в гостиную в Цитадели, он напряженно мерил комнату шагами.

От заката до рассвета.

— Что-то пошло не так… На это не требуется столько времени… Для Белого, Черного… Жертва приносится между закатом и рассветом.

— Это было верно для Князя Тьмы, — сказала тогда Терса, гоняя по столу кусочки странной мозаики. — Но для Королевы?

Когда Джанелль приносила Жертву Тьме, ей потребовалось три дня. Семьдесят два часа.

— Мать-Ночь, — выдохнул Сэйтан.

Открылась дверь. В хижину вбежал Деймон и швырнул на постель одежду.

Прежде чем Повелитель успел сказать хоть что-то, его сын одной рукой запрокинул ему голову, а второй прижал к губам чашку, быстро влив теплую жидкость. Выбора не осталось — либо глотать, либо подавиться. Сэйтан проглотил. Через мгновение он горько пожалел, что не предпочел подавиться.

— Огни Ада, что ты мне дал?! — прохрипел он, хватая ртом воздух, согнувшись пополам и прижимаясь лбом к коленям.

— Тоник, — произнес Деймон, энергично растирая спину отцу.

— Прекрати! — рявкнул Сэйтан. Он повернул голову и прожег сына негодующим взглядом. — Чей тоник?

— Джанелль, с моей кровью.