Одних танцовщиц сменили другие, потом выступали фокусники и факиры, затем новые плясуньи услаждали взор уже весьма захмелевших нобилей. Гремела музыка, меж пирующих мелькали слуги с наполненными живительной влагой сосудами, возгласы и взрывы смеха сменялись на время наступавшей тишиной, и опять пьяный гомон заполнял пространство, едва выхватываемое из темноты мерцавшим пламенем догорающих факелов. Конан вполуха прислушивался к несвязной болтовне окружавших его придворных, его взгляд рассеянно скользил по влажным от пляски телам танцовщиц и лицам людей, но мысли его были далеко отсюда, и хорошее настроение, пришедшее в начале пира, уступило место раздумьям о том, что же может ждать его вместе с наступающим рассветом. Когда лагерь утих, и стало ясно, что двое отсутствующих так и не вернулись, варвар едва дождался забрезжившей на востоке зари, приказал подать коня и вместе с Паллантидом, несколькими гвардейцами и егерями со сворой собак отправился в лес, по местам вчерашней охоты.

— Возьмите побольше факелов, — распорядился он. — Мало ли какую пещеру надо будет осмотреть.

Киммериец сделал это на всякий случай, но впоследствии не раз вспомнил свою предусмотрительность, которая спасла им всем жизнь.

«Люди просто так не пропадают, всему должна быть какая-то причина, — поглядывая на еще притихший лес, думал он, — и если речь может идти о собственной шкуре, то лучше поторопиться, нежели потом клясть себя остаток жизни за нерасторопность».

* * *

Брегант прибыл в Тарантию поздно вечером. У ворот его ждал гвардеец, присланный Эсканобой. Он сообщил советнику о происшествии в его доме. Генерал сразу же бросился искать перстень, оставленный им в ящике стола и, не найдя его, понял, что стал, сам того не желая, причиной серьезной опасности для Конана.

«Пожалуй, я был не прав, не рассказав Эсканобе, в чем дело, — подумал Брегант. — Даже больше того, мне нужно было послать его прямо к королю или Паллантиду, чтобы сообщил им все, о чем мне стало известно. Эх! Демоны замутили мне голову! Чем же я думал? — сокрушался генерал, укоряя себя за непредусмотрительность. — Старый осел, как же я мог так опростоволоситься? Что теперь делать?»

У него уже не оставалось сомнений в том, что граф Этельстейн замышляет козни против Конана, хотя прямых улик против него вроде бы не было. Подарил перстень? Может быть, действительно от чистого сердца, такое бывает… редко, правда. Во всяком случае, на основании этого ничего не докажешь.

«Так, — продолжал размышлять Брегант. — Кто еще, кроме него, знал, что перстень находится у меня?

Конечно, с другой стороны, это могло быть и случайной кражей, просто двое грабителей забрались в дом, который на время покинул хозяин, вот и весь сказ».

Однако столь простое объяснение совсем не успокоило генерала. Он понимал, что таких совпадений не бывает, и за каждым действием должен лежать чей-то умысел.

«Надо поподробнее расспросить Эсканобу, — решил Брегант. — Если еще не поздно и этот мерзавец не успел воспользоваться перстнем, но это уже не в моей власти. Даже предупредить ведь короля не успею… Экая незадача!»

Однако, встреча с офицером ничего нового к мыслям советника не добавила: кольца у убитого грабителя не нашли, куда делся второй — неясно, так что по-прежнему полный мрак.

— И еще, — помедлив, доложил в конце Эсканоба, — тут в городе произошло несколько не совсем понятных событий…

— Ты о чем? Каких еще событий? — вздохнул генерал.

Эсканоба рассказал про убитого неизвестного, который заходил к цирюльнику, к которому, в свою очередь, наведывались некоторые из известных нобилей, а именно, граф Этельстейн и сын советника Патриана Тасвел.