|
Возможно, я любила его с того самого момента, когда он вместе с моим отцом пришел к воротам Уайтхолла и наш разговор превратился в перепалку. Но уже тогда мне понравились в нем уравновешенность, верность и терпение, хотя в то время я вела себя просто отвратительно. У меня возникло ощущение, что я взрослела вместе с ним. Дэниел видел, как я поступила на службу к королю Эдуарду, видел мою преданность королеве Марии и очарованность принцессой Елизаветой. Дэниел видел мое девчоночье обожание сэра Роберта. Наконец, он видел, скольких усилий мне стоило превратиться в женщину, которой я была сейчас. Единственное, чего он не видел и о чем даже не догадывался, — это исход моей внутренней битвы: момент, когда я, не лукавя, могла сказать: «Да, я — женщина, и я люблю этого мужчину».
Перед одной этой фразой меркли все события моей жизни в Кале: и вмешательство его матери, и злоба его сестер, и даже его наивная, упрямая уверенность, что мы можем жить счастливо под общей маленькой крышей. Какое мне дело до слов его матери, до перешептываний его сестер? Главное, я люблю его. Или любила. То, что я не смогла ему вовремя сказать, возможно, я уже не скажу никогда, если он мертв. Если Дэниела больше нет, его отношения с белокурой женщиной уже не покажутся мне чем-то чудовищным и непростительным (тем более что она погибла на моих глазах). Крупная потеря всегда заслоняла собой мелкое предательство. Уйдя от Дэниела, я играла во вдовство. Я даже воображала себя вдовой. А теперь, скорее всего, я ею стала. Еще одной глупой вдовой, которая, лишь потеряв мужа, понимает, что любила его всегда.
Нас ждал большой и, вероятно, богатый дом к северу от Чичестера. Путешествие кончилось в один из дней, когда где-то в полдень мы въехали в конюшню этого дома и я отдала здешнему конюху поводья своей уставшей лошади. Я устала не меньше лошади и еле переставляла ноги, поднимаясь вслед за леди Дадли по лестнице на второй этаж, в большой зал. Помимо усталости, я испытывала волнение и настороженность. Я не знала хозяев дома. Получалось, леди Дадли привезла меня сюда из милости. Точнее, подчинившись требованиям мужа. Не самое лучшее положение для шутихи Ханны, привыкшей к независимости. Но леди Дадли не было никакого дела до моей скованности. Она оставалась все такой же холодной и недосягаемой. Эми поднималась первой. Затем шла миссис Оддингселл. Я с Дэнни на руках замыкала маленькую процессию. Миссис Филипс, хозяйка дома, встретила леди Дадли глубоким поклоном и сказала: — Дорогая, вам уже приготовлена ваша любимая комната с видом на парк. Сказав это, леди Филипс поздоровалась с миссис Оддингселл, затем, растерянно улыбаясь, взглянула на меня. — Это миссис Карпентер, — холодно пояснила леди Дадли. — Она вполне может жить вместе с вашей домоправительницей. Сэр Роберт сказал, что знаком с этой женщиной. Он помог ей бежать из Кале. Он просил о временном пристанище для нее. Надеюсь, это вас не обременит. Я также рассчитываю, что вскоре мой господин пришлет разъяснения по поводу ее дальнейшего местонахождения. Леди Филипс удивленно подняла брови. Резкий тон Эми Дадли подсказывал ей, что сэр Роберт навязал собственной жене какую-то свою шлюшку. Миссис Оддингселл, сделав вежливый реверанс, удалилась в свою комнату. Я же не торопилась спрашивать, куда мне будет позволено пройти. Вместо этого я сказала: — Мне нужно что-нибудь из детской одежды. — Обратитесь к миссис Оддингселл. Она вам поможет, — ледяным тоном изрекла леди Дадли. — У нас есть шкаф, куда мы собираем одежду для бедняков. Там есть и детская, — сказала леди Филипс. Я тоже сделала реверанс. — Я очень благодарна сэру Роберту за возможность покинуть Кале на его судне, — тщательно выговаривая каждое слово, сказала я. — Это тем более любезно, что мы не виделись с ним несколько лет — с тех самых пор, когда я служила у королевы. |
