Королева гуляла вдоль реки. Ее сопровождала жалкая горстка придворных. Половина из них были упрямыми католиками, никогда не менявшими своей веры. Я заметила пару испанских грандов, нанятых Филиппом, чтобы вносить хоть какое-то разнообразие в унылую жизнь его жены. И, конечно же, Уилл Соммерс, верный Уилл Соммерс, называвший себя дураком, но еще ни разу не сказавший в моем присутствии ни одного глупого слова.
— Ваше величество, я вернулась, — сказала я, приседая перед королевой.
Она оглядела меня, заметив пыльный плащ и ребенка, которого я держала на руках.
— Ты прямо из Хатфилда?
— Как вы приказывали. Вернулась — и сразу к вам.
— Пусть кто-нибудь возьмет ребенка, чтобы мы могли поговорить.
Уилл с готовностью протянул руки. Дэнни заулыбался. Я опустила сына на землю, и он сразу же бросился к шуту.
— Ваше величество, простите, что явилась сюда вместе с ребенком. Я подумала, что вам, возможно, захочется на него взглянуть, — сказала я, понимая, что бью по самым больным ее местам.
Королева решительно покачала головой.
— Нет, Ханна. Такого желания у меня никогда не было. Идем со мной.
Мы отошли на несколько шагов.
— Ты видела Елизавету?
— Да.
— И что она сказала о визите посла?
— Я говорила с одной из ее фрейлин, — соврала я, не желая упоминать Роберта Дадли — фаворита этого вероломного двора.
— Что она тебе рассказала?
— Посол приезжал засвидетельствовать принцессе свое почтение.
— И только? Что-то не верится.
Я не знала, как мне построить дальнейший разговор. Долг обязывал меня быть с королевой честной, а сострадание к ней требовало избегать болезненных ударов. Этот разговор я обдумывала всю дорогу до Лондона и решила: уж лучше я буду лгуньей, чем убийцей женщины, которую я искренне любила. Я не могла сообщить ей, что ее горячо любимый и обожаемый муж обхаживает Елизавету и не прочь жениться на принцессе.
— Посол склонял ее к браку с герцогом Савойским, — сказала я. — Но Елизавета сама мне объявила, что за герцога не выйдет.
— Значит, герцог Савойский? — задумчиво спросила королева.
Я кивнула.
Она протянула мне руку. Пальцы Марии были холодными. Я взяла их в свою ладонь, не зная, в каком направлении продолжится наш разговор.
— Ханна, ты — мой давний друг. Надеюсь, верный друг.
— Да, ваше величество.
Она понизила голос до шепота.
— Ханна, мне иногда кажется, что я сошла с ума. Я помешалась от ревности и несчастий.
Ее темные глаза наполнились слезами. Я крепко сжала ее руку и спросила:
— Что заставляет вас так думать, ваше величество?
— Я начала сомневаться в нем. Представляешь? Я усомнилась в своем муже. Я сомневаюсь в наших брачных клятвах. Если я начинаю сомневаться в самых основах, мой мир должен разлететься вдребезги. И тем не менее я сомневаюсь.
Я не знала, какие слова говорить ей и нужны ли они вообще. Теперь уже Мария больно сжала мне руку, но я не подала виду.
— Ханна, ответь мне на один вопрос, и тогда я перестану об этом думать. Но ответь мне честно и не смей никому рассказывать.
Я глотнула воздуха, не представляя, какая бездна может разверзнуться у меня под ногами.
— Я готова вам ответить, ваше величество.
Внутренне я пообещала себе: если вопрос будет таить опасность для меня, Дэнни или сэра Роберта, я позволю себе солгать. Сердце наполнилось знакомым страхом перед грядущей бедой. Я слышала, как оно колотится. Лицо королевы было полотняно-белым. Глаза светились безумным блеском.
— Скажи, а нет ли у тебя ощущения, что герцог Савойский — не более чем прикрытие? Что король сам может свататься к Елизавете, невзирая на то что он — мой муж и мы приносили клятвы перед Богом, папой римским и нашими королевствами? Ответь мне, Ханна! Знаю, ты можешь счесть мой вопрос бредом сумасшедшей. |