6

Селия могла бы спокойно говорить с Тати. И даже пожать ей руку без полотенца. Она боялась, что к ней подойдет Кузьма. Поприветствует, попросит оказать любезность, попытается иносказательно объясниться – не важно. Красавица миллиардерша уверена была, что едва раздастся поблизости его голосок – её лицо окостенеет, трахея сожмется и словно покроется инеем, она не сможет ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни издать никакого звука, и как стакан ледяной воды в пустом желудке разольется дрожью в ней самое страшное и безнадежное из всех человеческих чувств – непоправимое отчаяние отверженности. Она старалась по возможности отделаться от всех приёмов, коктейлей, раутов, где королевская чета значилась в качестве гостей. Положение, однако, обязывало её присутствовать на многих мероприятиях; она приезжала из вежливости, не более, чем на час, отговаривалась делами, связанными с "одним международным проектом" и уезжала, едва коснувшись нужных рук.

Селия родилась и выросла в обществе, где мужчины воспринимались как вещи, где считалось, что если другая женщина отобрала вещь, то именно она должна стать мишенью для негодования. На вещи не стоит злиться, обижаться, у них нет души, к вещам не мудро прикипать – одна вещь может заменить другую, и если есть деньги, то купить много красивых вещей не проблема… А уж ревновать вещь – верх глупости.

Селия верила только своим чувствам.

Да, странно, если украли вещь, особенно любимую, испытывать симпатию по отношению к вору, но, если личность выбрала другую женщину…

Тати представлялась Селии, да и была, надо признать, отважной особой; это качество, с точки зрения Селии, заслуживало большого уважения.

Когда Холли Штутцер снова пригласила её на север, она согласилась без раздумий. Неистощимая белизна успокаивает душу. В её торжественной невозмутимости тонет всё минутное, суетное – как мелкие камушки в океане. Скромный быт в условиях вечной мерзлоты дисциплинирует.

По поручению Холли был построен небольшой городок для работников станции; условия, созданные там, вполне подходили для проживания семей с детьми. Селия с радостью спонсировала эту часть проекта, она считала наиболее важной составляющей успеха любого предпринимателя – уважение к рабочему классу. «Мы должны сделать всё, чтобы качество их жизни страдало минимально, пока они трудятся в неблагоприятной климатической зоне; возможность не расставаться с родными и близкими положительно сказывается на их жизненном тонусе, настроении, и, значит, на качестве работы.»

Опять смотрела Холли со своим неописуемым нежным, в то же время колким умилением на Селию, мило округлившуюся в толстой куртке, варежках и лыжных брюках. Приносила ей горячее какао в комнату. Застегивала одежду сзади, как будто случайно, но до мурашек ласково касаясь кожи. Молодая миллиардерша, успевшая за несколько месяцев отвыкнуть от своей необычной подруги, неожиданно для себя нашла это замечательным. По крайней мере, есть еще один человек во Вселенной, кроме Кузьмы, который не робеет перед её внешним совершенством и материальным состоянием. Который может позволить себе легкомысленно с нею шутить, приобнимать во время катания на собаках, застать врасплох брошенным снежком и заливисто смеяться, покуда она, ворча, вытряхивает снег из капюшона…

Селия оправилась, но не до конца. Холли примечала, как порой устремленные на окружающее снежное благолепие глаза подруги заволакивает тёмным облаком невеселого раздумья. Но она не спрашивала, не пыталась давать дурацкие советы, которых Селия наверняка уже наслушалась до звона в голове: встряхнись, не кисни, выключи тоску, развейся, выпей хорошенько, сходи в сауну с парочкой смазливых массажистов… Когда больно сделал один мужчина, и армия других не сможет этой боли унять. Если бы Селия хотела, она давно бы обзавелась "утешением" – стоило ей только написать объявление в своём блоге, что она кого-то ищет: адвоката в свою компанию, повара в свой замок, мойщика лимузинов, дизайнера клумб, задушевного психолога, чудака в костюме тролля себе на потеху, без разницы – в первые секунды прилетали десятки тысяч комментариев.