Белую, с незатейливой вышивкой серебристой нитью. Короткую, до середины плеч, а не по пояс. Как подобает небогатому работающему юноше. Коробку же с подарком он установил на заднее сидение машины, когда дарительница снова попросила его совершить поездку.
– Совсем не понравилось? – спросила она с едва заметной довольной усмешкой, – Не тот покрой? Не тот цвет?
– Я не хочу, чтобы вы думали, будто меня можно купить, – ответил Алан не оборачиваясь; от непрошеного волнения, налетевшего подобно морскому ветру, влажные ладони оставляли на пластике руля следы.
– Мысли такой не было, – ответила женщина ровным ничуть не возмущенным голосом, – я только подумала, что за всю историю моды соткано ничтожно мало накидок, достойных вашей красоты, и решила, что если найду хотя бы одну, то заплачу за неё любую сумму.
Алан не мог понять, искренна ли она с ним, или все эти медовые слова – лишь коварство. Тати Казарова тоже говорила ему разные приятности, от которых мурашки разбегались по телу, шептала на ушко жаркие обещания… И что? Алан больше не верил женщинам. Одного раза ему хватило. Не дурак.
Разговор состоялся, и клиентка не попыталась ни уговорить его принять подарок, ни как-то иначе наладить более тесный контакт. Нет так нет. Алан возрадовался, что понят правильно, и надеялся, что даже если по отношению к нему и зародились некогда какие-либо гадкие намерения, то теперь всё прояснилось, и станет можно и дальше продолжать стабильные деловые отношения. Она – пассажирка. Он – таксист.
Женщина вышла из машины, и как прежде они простились рукопожатием, только Алану вдруг стало неловко, от отвел глаза, чтобы не встретиться с нею взглядом: он опасался невольно взглянуть на неё, как на поклонницу, потому что своим подарком она ему об этом объявила, опасался найти её привлекательной… Ей было лет сорок, может, чуть больше, но в ней сильно играли ещё живительные женские соки: промеж черных волос, собранных высоко на затылке, не нашлось бы, наверное, ни одного седого, кожа лица и шеи пусть и не осталась совершенно свежей, но не походила ещё на проселочную дорогу под палящим солнцем, а фигура сохраняла назначенную ей природой форму кувшина.
"У неё наверняка муж, и, кто знает, может не один. При её-то возможностях…" Алан поклялся себе никогда не связываться с женщинами, стоящими выше по социальной лестнице. Ему хотелось, конечно, наладить личную жизнь, молодой мужчина как никак, но он предпочел бы, чтобы за ним ухаживала продавщица, строительная рабочая или мелкая служащая.
5
Прошло почти четыре месяца с тех пор, как Тати приняла на себя роль главной претендентки на хармандонскую корону. По закону окончательное вступление её в права должно было состояться после рождения ребенка, а покуда оставалось время для ознакомления с грядущими обязанностями.
Тати были выданы для прочтения толстенные фолианты в золотых и серебряных окладах, инкрустированных бриллиантами, рубинами, сапфирами и изумрудами. В них описывались правила поведения королевских особ с конкретными примерами, ситуациями, которые реально имели место на протяжении последних четырех сотен лет.
Сначала Тати чрезвычайно тяготилась чтением: её угнетали многословные, дотошно подробные описания нарядов, украшений, церемоний, но мало-помалу она привыкла; выдрессировала своё воображение таким образом, чтобы оно из небрежного плотника, наспех сколачивающего доску с доской, превратилось в старательного реставратора. Теперь ушедшая эпоха восставала перед Тати с ошеломляющей ясностью: мертвые правители поднимались из могил, проходили стройными рядами по парадным залам; казалось, можно было прикоснуться к тканям их роскошных одежд, ощутить их текстуру, тяжесть, прохладу. Оживали страсти, коварные козни, измены, радости и несчастья многих людей, которые из-за своего высокого положения оказались превращенными в книги. |