Но в саду были только мы вдвоем. Знакомый запах древесного дыма и сирени, от которого у меня кружилась голова. Его губы, что были так близко к моим губам. От воспоминаний мне становится жарко, и мои мысли улетают далеко от встречи на рынке или рыбалки на реке. Как долго эти чувства между нами ждали своего часа? Я не должна думать о Руджеке после всего, что случилось. Моя радость – это предательство по отношению к Кофи и детям. Какое право я имею на счастье, в то время как их родители страдают и скорбят? Это нечестно. Но моя дружба с Руджеком – единственное, что не забрала у меня моя мать. Эта дружба удерживает меня на плаву. Надежда пугает перед лицом отчаяния – и все же я цепляюсь за нее, какой бы жалкой и маленькой она ни была. Глупо верить, что я смогу остановить мою мать, если даже ориши потерпели в этом неудачу, но я не сдамся. У меня так долго ничего не получалось в магии, что я научилась отключать разочарование и продолжать попытки.

– Я тоже по тебе скучал.

Я останавливаюсь. Мое сердце бешено колотится, и тепло разливается по всему телу. Голос Руджека, глубокий, низкий и игривый, прерываемый страстным желанием, танцующим в моей груди. В нем нет ни капли высокомерия и бравады, как когда он говорит об арене. Я поворачиваюсь, чтобы найти его рядом со мной в толпе, и тут мое дыхание немного прерывается. Удивительно, что он пришел сам – я ожидала очередного сообщения через Майка или Киру. Руджек пристально смотрит на меня. В его полуночных глазах сияют огоньки, а на губах играет глупая ухмылка, как будто он околдован.

Околдован мной.

А я околдована им. Руджек – мой лучший друг. Руджек – больше, чем друг.

Мы останавливаемся посреди переполненного рынка, и люди огибают нас, как стремительная река. Толпа гудит, но шум исчезает, когда я делаю шаг к нему. Он отвечает тем же. Теперь между нами очень мало пространства – как тогда, в саду. В животе все сжимается.

– Твой отец позволил тебе уйти? – Мои слова звучат хрипло.

Руджек чешет затылок.

– Он осознал свои ошибки.

Я замечаю поблизости Майка и Киру, которые внимательно осматривают толпу.

– Сомневаюсь в этом.

Руджек останавливает взгляд на моем теле, отчего его щеки горят, и он отводит взгляд.

– Мне жаль, что ты стала свидетелем этой ссоры. Мой отец – тот еще эгоистичный осел.

Я смеюсь, но не потому, что он так сказал. Если мы будем соревноваться в том, у кого самый ужасный родитель, я выиграю тысячу раз.

– Могло быть и хуже.

– Мать заступилась за меня, и мы взяли его измором, – говорит Руджек. Нас обходят двое случайных прохожих, и один из них ругается себе под нос.

– Взяли измором визиря? – Я снова смеюсь. – Не могу себе этого представить.

– Мы напомнили ему, что я его единственный дееспособный наследник.

Я поднимаю голову и поджимаю губы, глядя на него.

– Угроза.

– Если я такой неправильный, – говорит Руджек, пожимая плечами, – он всегда может выбрать Джеми или Урана.

Я делаю глубокий вдох.

– Мне жаль, что я стала причиной ссоры между тобой и отцом.

Руджек наклоняется ближе. Он собирается поцеловать меня. Я жду, но вместо этого Руджек проводит дразнящим пальцем по одной из моих косичек.

– Ты не представляешь, как долго я мечтал об этом.

Жар ползет вверх по моей шее.

– Ты все время дергал меня за волосы, когда мы были маленькими.