— Не переживайте так, этот мальчишка не стоит ваших слез!

— Да, ты права, — скорбно вздохнула гросс-герцогиня. — Нельзя так переживать из-за неблагодарного мальчишки, но ведь ты же меня знаешь… Знаешь, какая я чувствительная…

— Знаю, но так все-таки нельзя, ваше сиятельство, — понимающе закивала в ответ Мафальда. — Надо вам как-то развеяться, давайте я позову Розалинду и остальных? Давно мы все вместе не собирались…

— И правда, позови наших дам, может, они знают еще какие-нибудь подробности о побеге Франца! — глаза «чувствительной и не жалеющей себя» Эвелины загорелись любопытством, и Мафальда с удовольствием отправилась выполнять ее распоряжение.

Вскоре в покоях гроссгерцогини собрались все ее приближенные, и Мафальда получила возможность немного поразмышлять обо всем, что ее беспокоило, пока Эвелину занимали остальные фрейлины. Большинство из них действительно рассказывали всевозможные подробности о побеге Франца, приукрашивая их на ходу и отстаивая друг перед другом правдивость своих версий. Больше всех, как и следовало ожидать, сочиняла Розалинда. По ее словам, фон Айс покинул замок, потому что пообещал жениться сразу на двух горничных и на одной из помощниц главного повара, после чего испугался скандала. Правда, другие дамы утверждали, что дело совсем не в этом, а в том, что бедный юноша был безответно влюблен и ускакал воевать в надежде героически погибнуть в бою, поскольку иначе излечиться от своей несчастной любви не мог. Разногласия у них начинались только в одном: в том, кто был той роковой женщиной, из-за которой Франц захотел умереть. Одни приписывали эту роль кому-нибудь из известных знатных дам, хотя Мафальда сильно подозревала, что с половиной из них он вообще никогда не встречался, другие — все тем же горничным и прочим служанкам, третьи — крестьянским девушкам из ближайшей деревни.

Мафальда слушала их болтовню краем уха и поначалу надеялась, что хоть кто-нибудь из ее товарок назовет истинную причину, по которой молодой человек отправился воевать. Но то, что он просто захотел быть полезным своей стране, ни одной из женщин так и не пришло в голову. Впрочем, госпожу фон Шиф это не слишком сильно удивило.

Сплетни о Франце плавно перешли в пересказ не менее пикантных историй о других пажах и господах, которых фрейлины знали великое множество. Большинство из этих историй Мафальда слышала, а о некоторых из них ей даже было доподлинно известно, как все обстояло на самом деле, но о некоторых любовных авантюрах она слышала впервые и постаралась запомнить их во всех подробностях. Это помогло ей немного развеяться и даже развеселиться, но все же полностью гнетущее настроение госпожи фон Шиф не прошло. Мысли ее все чаще возвращались то к брату, то к маленькому сыну, и безотчетное волнение за них обоих усиливалось с каждым часом. Ей надо было увидеть их, надо было убедиться, что с ними все хорошо. Но если встретиться с Эрвином фрейлина не смогла бы при всем желании, то навестить сына ей было не так уж трудно: единственным препятствием для этого была ее капризная госпожа.

Подошло время обеда. Эвелина выпроводила остальных фрейлин и собралась переодеваться, и измучившаяся дурными предчувствиями Мафальда заговорила с ней со смиренным и даже слегка виноватым видом:

— Ваше сиятельство, простите, могу я обратиться к вам с просьбой?

— Дорогая моя, для тебя — все, что угодно! — после трех часов сплетен герцогиня пребывала в превосходном настроении.

— Я хотела бы съездить на несколько дней в имение моего бедного покойного мужа, — сказала Мафальда. — Очень уж давно я там не была, а оставлять моего управляющего без присмотра — дело рискованное… Да и сына я долго не видела…

— Да, понимаю, — без особой радости отозвалась Эвелина, и ее губы недовольно скривились.